Дуба-юртская трагедия. Бой у «Волчьих ворот «В немилосердной той войне…»

до 1000 чел. Российская армия :

84-й отдельный развед.батальон
664-й отряд спецназа ГРУ

Потери

неизвестно

11 убито, 40 ранено уничтожено 4 бронемашины

Бой под Дуба-Юртом (также известен как Бой у Волчьих ворот ) - эпизод Второй чеченской войны , произошедший в селе Дуба-Юрт и его окрестностях 29-31 декабря 1999 года. Часть сражения за «Волчьи ворота ». В ходе попытки установить контроль над входом в Аргунское ущелье (так называемыми «Волчьими воротами») разведгруппы федеральных сил попали в засаду боевиков и были вынуждены отступить с потерями. Боевики сохранили свой контроль над Дуба-Юртом и «Волчьими воротами».

Планы федерального командования

«Западной» группировке федеральных войск генерала Шаманова было приказано выбить противника из стратегически важного района. Здесь проходит единственная асфальтовая дорога в горные районы Чечни. По замыслу военачальников первыми удар должны были нанести малочисленные подразделения спецназа ГРУ и 84-го отдельного разведывательного батальона вооруженных сил. Их задача - скрытно подняться на ключевые высоты Волчьих ворот и закрепиться там, а в случае ответного удара боевиков продержаться до подхода основных сил.

Позиции боевиков

Близ ущелья располагалось селение Дуба-Юрт, которое относилось к «договорным», что означало соблюдение жителями нейтралитета. Соответственно боевые действия федеральных войск в Дуба-Юрте категорически были запрещены, и нарушение этих условий нашими войсками влекло уголовную ответственность как для лиц, отдавших приказ, так и для лиц, непосредственно нарушивших мирные соглашения . В договорные поселения федеральные войска не имели права вводить военную технику, однако фактически соглашение соблюдалось лишь федеральным командованием, в то время как местные жители оказывали активную поддержку силам Хаттаба.

Силы федеральной группировки

Для занятия «Волчьих ворот» комплектовались сводные штурмовые отряды из 84-го отдельного разведбатальона и 664-го отряда спецназа ГРУ . В каждый сводный отряд, состоявший из двух групп спецназа ГРУ, придавалась одна разведгруппа 84-го разведбатальона. Всего сводных отрядов было три, состоявших из 6 групп спецназа и 3-х групп разведбата. Всеми сводными отрядами командовали офицеры 664-го отряда спецназа ГРУ.

Командиром 1-го штурмового отряда «Арал» был назначен старший лейтенант ГРУ Аралов. Ему был придана разведгруппа старшего лейтенанта Соловьева «Ромашка».

Командиром 2-го штурмового отряда «Байкул» был старший лейтенант ГРУ Байкулов. Ему была придана разведгруппа старшего лейтенанта Кляндина «Сова».

Командиром 3-го штурмового отряда «Тарас» был старший лейтенант ГРУ Тарасов. Ему придавалась разведгруппа «Акула» лейтенанта Миронова

Общее командование операцией осуществлял подполковник Митрошкин. Для удобства координации действий групп руководством операцией были определены одинаковые частоты радиоэфиров.

Разведка боем 29 декабря

84-му батальону совместно с отрядами спецназа было поручено выяснить количество и расположение сил боевиков на данном участке. Разведку предполагалось провести боем. Для выполнения задачи разведывательному батальону поручалось занять высоты над Дуба-Юртом для обеспечения свободного подхода мотострелков. План последующих действий был довольно прост: использовать полученные данные, вытеснить боевиков в долину, после чего уничтожить на открытой местности. По плану впереди должны были двигаться отряды спецназа, за ними разведгруппы, которые периодически обязаны были останавливаться и ожидать пехоту. Продвижение сводных групп предполагалось поддерживать авиацией и артиллерией. Недалеко сосредоточили 160-й танковый полк полковника Ю. Буданова .

В ночь на 29 декабря группа спецназовцев поднялись на высоты и без боя заняли оборудованные там позиции боевиков. Те, как обычно, уходили ночевать на базы, расположенные в горах. Когда утром сюда вернулся дозор противника, он попал под огонь разведчиков. В ответ боевики открыли по спецназовцам шквальный огонь из стрелкового оружия и миномётов. Разведгруппе Соловьёва «Ромашка», численностью в 27 человек на 2-х БМП, пришлось выступить на помощь спецназовцам. Только по истечении шести часов боя разведчикам удалось пробиться на высоту. Боевики, забрав убитых и раненых, отступили. Российские бойцы, по приказу командующего операцией подполковника Митрошкина, так-же вернулись на исходные позиции. За время боя 29 декабря спецназовцы потеряли 1 человека убитым и 3 ранеными. Разведчики потеряли 2 человека ранеными.

Бой 30 декабря

30 декабря начальником разведки группировки «Запад» были уточнены задачи подготовленным сводным штурмовым отрядам. В середине дня все три сводные группы выступили – операция началась. В 12.30 практически одновременно, каждый по своим маршрутам, начали выдвижение сводные отряды «Арал» и « Байкул». Группа «Тарас» вышла последней. За штурмовыми отрядами выдвинулись подразделения мотострелков. Уже на этом этапе к командирам постепенно пришло понимание того, что боевики прослушивают радиосвязь и хорошо осведомлены о плане штурма. На местах, определенных на карте, наступающих ожидали засады . Второй сводный отряд, в состав которого входили «Байкул» и «Сова», в это время оказался под ожесточенным огнём из минометов и зенитной установки. Куда бы ни выходили разведгруппы, их ждали боевики, встречая шквальным огнём.

Тем временем группы «Арал» с «Ромашкой» благополучно добрались до высоты, откуда накануне эвакуировали спецназовцев. В овраге обнаружили схроны с убитыми боевиками, прикрытые наскоро свежими листьями. К ночи боевики прекратили огонь - вероятно, получили приказ стягиваться ко входу в «Волчьи ворота» - в село Дуба-Юрт. «Байкул», находившийся впереди на некотором расстоянии от группы «Сова», обнаружил передвижение нескольких групп боевиков в сторону селения Дуба-Юрт. В темноте к Дуба-Юрту вереницей стекались светящиеся точки.

Бой 31 декабря

В 4 часа утра 31 декабря в штаб группировки пришла информация, что отряд «Тарас» ст. лейтенанта Тарасова, который действовал в непосредственной близости от селения Дуба-Юрт , попал в засаду и блокирован боевиками. Командование ставит задачу резерву 84-го развед.батальона - разведгруппе старшего лейтенанта Шлыкова (позывной «Нара») выдвинуться на южную окраину Дуба-Юрта и занять оборону у отметки 420.1 с целью не допустить прорыва боевиков. Все мотострелковые подразделения в тот момент выполняли задачи по блокированию высот восточнее селения. Кратчайший путь на отметку 420.1 проходил через Дуба-Юрт. Группе «Нара» ставилась задача находиться в указанном районе до подхода основных сил мотострелков, пока сводные штурмовые отряды будут уничтожать боевиков на направлении группы «Тарас». Как стало известно позже, группа «Тарас» не вышла в указанный район, запутавшись в поисках высот. Никаких сигналов об окружении на командный пункт группировки они не передавали. Идентифицировать голос не представлялось возможным. Очевидно, боевики заранее готовили дезинформацию в эфире.

«Нара» под командованием заместителя командира 2-й разведывательной роты по воспитательной работе старшего лейтенанта Владимира Шлыкова на трех БМП-2 в количестве 29 человек около 6 утра начала выдвигаться из исходного района в направлении Дуба-Юрта . Селение накрыл густой туман, видимость была практически нулевая.

БМП двигались практически в сплошной темноте и густом тумане. Фары для маскировки были выключены. При въезде в село - приказ остановиться. Командир группы, связавшись с командованием операции, попросил подтверждение его действий в условиях ограниченной видимости района. Ждали минут двадцать. Затем снова команда: «Вперед!»

Пропустив колонну на 400 метров в глубь села, боевики одновременно открыли огонь по разведчикам из всего, что у них было. Первый выстрел из гранатомета попал в головную БМП-2 , в которой находился старший лейтенант Шлыков. Рядовой Сергей Воронин, который был рядом с командиром, получил смертельное ранение в живот. Под перекрестным огнём разведчики спешились, заняв круговую оборону. Определить конкретные места расположения боевиков не представлялось возможным.

Рассказывает Юрий Бабарин, в 1999 году рядовой, старший разведчик 84-го ОРБ :

«Такое было ощущение, что горы ожили, то есть со всех сторон стрельба началась, пальба. Били со всех видов вооружения, с какого только можно придумать. Пулеметы, гранатометы. Мы практически часа два просто лежали, не могли поднять головы. Расчет у них был, наверное, такой, что пока темнота, они одну „бэху“ (БМП) подобьют, вторую…Готовились они основательно. Там, наверное, квадратного метра не было пустого, потому что там или мина, или снаряд от гранатомета. Там килограммов 10 свинца точно было на каждый квадратный метр.»

Артиллерия не могла обеспечить качественного прикрытия ввиду плохой видимости. В селении российская колонна расстреливалась из гранатометов, солдаты выбивались снайперами. Эфир наполнился криками о помощи. Однако задействовать авиацию оказалось невозможно, так как Дуба-Юрт покрывала густая пелена тумана. На помощь Шлыкову выступила «Акула», но вторая колонна была немедленно обстреляна при входе в селение. Разведчики рассредоточились и стали отстреливаться. Когда была подбита одна из БМП группы «Нара», её командир сержант Ряховский приказал наводчику уходить через десантное отделение, а сам открыл огонь по окружавшим его боевикам. На снятых самими боевиками кадрах видно, что к горящей машине никто не решается подойти, боевики держатся поближе к укрытию. После нескольких прямых попаданий в БМП взорвался боекомплект. Ряховский сгорел заживо, до последнего прикрывая товарищей. Механик-водитель этой же машины рядовой Николай Адамов был сражен пулей снайпера. Командир отделения младший сержант Шандер, получив ранение, вел бой, пока второй гранатометный выстрел не оборвал его жизнь. Рядовой Михаил Курочкин, гранатометчик группы «Нара»:

«Снайперы по нам работали. Огонь шел со всех сторон. Видели, как боевики с гор спускались в село. Стреляли по нам и из домов этого села. Огонь был такой плотный, что разлетелись от попаданий пуль провода над дорогой. Вторая наша „бэха“ еще не горела, её пулеметчик вел огонь. Гранатометчик „духов“ подполз к ней поближе - первый выстрел срикошетил, взорвался за домами. Второй попал в башню БМП. Там погибает сержант Сергей Яскевич, ему оторвало правую ногу. Он до последних секунд жизни просил помощи по рации, так и умер с наушниками на голове. Вокруг этой БМП лежали наши погибшие и раненые.»

В это время в расположении 84-го разведбата было принято решение вытащить группу «Нара» из Дуба-Юрта. На помощь погибающим сослуживцам выдвинулись остатки разведбата: связисты, повара, больные и раненые - человек 30-40, вооружённые автоматами для ближнего боя АК-74У .

В это время в трех километрах от Дуба-Юрта стоял 160-й танковый полк полковникаЮрия Буданова . Как позже вспоминал подполковник танкового полка Олег Метельский: «Нашему полку был дан приказ - огня по Дуба-Юрту не открывать, так как это мирное село» . Майор 84-го разведбата Сергей Поляков отправился туда просить тягач, чтобы эвакуировать подбитые в селе БМП. Зажатым в кольце боевиков группам оказал поддержку комбат 160-го танкового полка Владимир Паков. С молчаливого согласия полковника Буданова, Паковым были направлены к месту сражения 2 танка Т-64 с экипажами из офицеров. К вечеру к ним присоеденился и третий танк. По мнению командира разведгруппы «Ромашка» Соловьева, без поддержки танков из кольца бойцы выйти бы не смогли. По-видимому, боевики не ожидали в селе танков, поэтому их появление вызвало замешательство и переломило ход сражения. Танки открыли огонь по позициям боевиков в селе, и под их прикрытием группе «Акула» на БМП удалось пробиться к окружённой группе «Нара» и начать эвакуацию раненых. Крайнюю машину группы «Акула» боевики зажали грузовиками БелАЗ , намереваясь отрезать пути отхода. Механик-водитель рядовой Эльдар Курбаналиев и младший сержант Михаил Сергеев, погибли. Уцелевшие БМП выпустили несколько дымовых гранат в сторону села. Под прикрытием дымов остатки разведчиков с ранеными смогли выйти из огневого мешка. Шесть часов ожесточенного боя практически уничтожили центр деревни. Подбитую технику и нескольких убитых бойцов эвакуировать не удалось

Недалеко от села, в открытом поле на скорую руку развернули медпункт. Раненых выгружали прямо в грязь. Врачи здесь же оказывали им первую медицинскую помощь и отправляли в лазарет.

Почти одновременно с расстрелом колонны в Дуба-Юрте находившихся в горах разведчиков и спецназовцев начинают интенсивно обстреливать боевики. После ночного перерыва возобновила огонь их зенитная установка. Пришлось вызывать авиацию и запрашивать огонь артиллерийского дивизиона, который стоял в Старых Атагах . Штурмовики из-за плотного огня боевиков и плохой видимости не смогли качественно отработать цели. Артиллерия федеральных войск частично подавила огневые точки противника, но заградительного огня не создала и вскоре перестала действовать.

Последствия боя

Потери разведывательного батальона составили 10 человек убитыми, 29 тяжелоранеными и 12 человек легкоранеными, которые отказались убыть в госпиталь. Невосполнимые потери бронетехники составили: БМП-2 - 3 единицы, БРМ-1 К - 1 единица. Через несколько месяцев в госпитале скончался ещё один участник боя в Дуба-Юрте из группы «Нара».

На следующий день, 1 января, боевики всё ещё продолжали удерживать с. Дуба-Юрт. Через несколько дней состоялся обмен погибшими. Рядовой Михаил Курочкин, принимал участие в бою в составе группы «Нара»:

«Прошло три дня. Спецназ привез трупы боевиков на обмен. Меня послали опознать убитых. Я хорошо знал Сережку Воронина. Незадолго до этой операции мы с ним делали наколки на руках. Лежат убитые: контрактникам „духи“ головы отрезали, а срочникам - уши. У Сережки лицо вытянулось, весь в грязи, ушей нет - отрезали. Лицо не узнать, так обезображен. Сначала узнал его по кофте. Говорю: „ Режьте кофту на левой руке. Если наколка - он“. Разрезали… Это Сережка Воронин. Меня всего трясло, колбасило, так страшно было…»

Через несколько недель после расстрела второй роты разведбата в Дуба-Юрте спецназовцы уничтожили в горах Аргунского ущелья отряд боевиков. Среди трофеев была и запись боя, снятая боевиками. В кадрах, которые снимали примерно с трехсот метров над селением, эпизоды боя в Дуба-Юрте 31 декабря 1999 года и утро 1 января 2000 года, когда бандиты рассматривают остатки сожженной техники и трупы российских солдат. На видеосъёмке, сделанной боевиками, видно, как выглядело место побоища: сожженные машины, тела погибших бойцов, которых товарищи не смогли вытащить с поля боя.

В ходе штурма проявилось мужество российских рядовых и офицеров, но операция оказалась заведомо неудачной. Отряды вступили в бой с противником, превосходящим по численности, вооружению и техническому оснащению. Косность руководства в принятии решений также сыграла печальную роль. В некоторых случаях помощь гибнущим под обстрелом группам не оказывалась из страха быть наказанными за самовольные действия, приказы отдавались несвоевременно.

Подозрения в предательстве командования

После разгрома группы «Нара» 84-го разведбата, среди бойцов появилось стойкое убеждение, что их предало командование. Командир группы «Ромашка» А. Соловьев в своем интервью признается, что уже на стадии подготовки операции, он сталкивался с малообъяснимым поведением командования, а именно подполковника Митрошкина. Ему до сегодняшнего дня не понятно, почему на рекогносцировку командиров вывезли в сам Дуба-Юрт, ведь действия планировалось проводить на высотах. Отдельные обрывки фраз, переданные майором, наталкивают на мысль о предательстве в кругах командования.

Рассказывает старший лейтенант Александр Соловьев:

«Пока мы на окраине села рассматривали хребты и сопки, подполковник Митрошкин взял несколько магазинов к пистолету, пару гранат, сигнальные ракеты и одного из нас - старшего лейтенанта Тарасова. Нам подполковник сказал: „Поеду в комендатуру Дуба-Юрта, узнаю обстановку в селе. Если увидите красную ракету - спасайте меня“. У Митрошкина в тот момент было все: карта, номера радиочастот, на которых мы потом работали, наши позывные, схема связи с артиллерией и авиацией. Уезжал подполковник в Дуба-Юрт по той же схеме, что и генерал Вербицкий, пересаживаясь в чеченский джип. Когда минут через 40 подполковник и старший лейтенант вернулись, Митрошкин сказал нам: „Быстрей уезжаем отсюда!“ С Тарасова пот лил градом. Мы его спрашиваем: „Ты что так вспотел?..“ Он ответил: „В этой деревне все вооружены до зубов и одеты в натовскую форму“. - „Вы хоть коменданта нашли?..“ - „Какой там комендант может быть?!“ Потом, когда все наши разошлись, я задержался и слышал, как Митрошкин сказал Тарасову: „Старший лейтенант Тарасов, я тебе уточню задание“. Невольно я услышал это уточнение: „С тобою сегодня ночью будут работать чеченские разведчики“. Помню, я был очень удивлен: какие у чеченцев могут быть разведчики???» Чуть позже командование выстроило разведчиков у подножия гор - так, что все три разведотряда, которым предстояло выполнять секретное задание, отлично просматривались засевшими в горах боевиками. Даже посчитать наших разведчиков можно было по головам… В этот же день на сопках Аргунского ущелья они все попали в засады. А на следующий день - новый приказ: «Вперед, туда же!» .

Другой участник Владимир Паков утверждает, что и командира группировки «Запад» и самого подполковника Мирошкина и других командиров он знает хорошо и в их предательство не верит. По его мнению, боевики, имея в своем распоряжении более совершенные приборы связи, настроились на частоту, что подтверждается фактами радиоигры в ходе штурма.

Однако после кровопролитного боя, командование разведывательного батальона ожидало новое сражение- сражение со следователями особого отдела. Только Александра Соловьева вызывали на допрос около одиннадцати раз, причем, по его словам, оказывали сильнейшее психологическое давление. Выяснилось, что никаких официальных приказов о разведывательной операции 29-31 декабря 1999 года не существовало, вину за гибель людей и провал штурма попытались возложить на непосредственных командиров. Особенно интересовались кандидатурой Пакова, самовольно использовавшего танки и оказавшего решающее влияние на исход боя.

Вспоминает сержант Олег Кучинский:

«Совсем скоро в палатку зашли офицеры из командования группировки и особого отдела. Искали стрелочников. …Они выслушали нас минут тридцать и поняли, что нужно быстренько уходить отсюда, иначе будет беда в этой палатке. Понимали, что нужно сдержать тех ребят, чтоб они сейчас горячки не натворили. Иначе будет беда. Если они пойдут в штаб и им кто-то что-то не так скажет, - а у всех же автоматы, пулеметы… Они как станут перед этим командным пунктом - а до командного пункта полтора километра только идти… Они разнесут там все. Ну и все чувствовали, каждый чувствовал, что это было предательство».

Вопрос об осведомленности боевиков о всех действиях российских групп был поставлен уже в первые дни боя, была выявлена даже причина такой информированности - доступность радиочастоты. Однако решения проблемы так и не последовало. В попытках обвинить в смерти бойцов непосредственных командиров также особенно виден страх высшего руководства за собственное благополучие. На фоне всего произошедшего не удивительно, что большинство участников боевых действий до сегодняшнего дня считают трагедию, разыгравшуюся в Аргунском ущелье, предательством.

Напишите отзыв о статье "Бой под Дуба-Юртом (1999)"

Примечания

Отрывок, характеризующий Бой под Дуба-Юртом (1999)

– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!

В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»

Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l"empereur, l"empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.

Продолжаем публикацию материалов о первой чеченской войне, подробности трагических событий и героизма русских солдат.
В конце декабря 1999 года, когда федеральные силы блокировали Грозный, западная тактическая группировка войск готовилась к решающему удару по боевикам, которые засели в Аргунском ущелье.
Вход в это ущелье издавна назывался Волчьими воротами. Приказ о штурме Волчьих ворот был отдан 84-му отдельному разведывательному батальону и спецподразделениям спецназа. Операция началась 30-го декабря, а уже на следующий день в засаду попала разведрота 84-го батальона. В результате этот бой стал самым кровавым в его истории, разведчики потеряли 10 человек убитыми и 29 ранеными.

Подразделения батальона первыми вошли на территорию Чечни 28 сентября 1999 года, на долгое время они должны были стать «глазами и ушами» командования группировки «Запад», хотя батальон действовал не только в интересах 3-й мотострелковой дивизии, но и своих соседей. Пришлось выполнять батальону и задания особой важности. К примеру, разведчики провели операцию по сбору вещественных доказательств помощи стран НАТО чеченским сепаратистам. 21 ноября разведчики, устроив засаду, уничтожили группу из 5 боевиков, в полном обмундировании и снаряжении одной из стран НАТО, впоследствии кадры с этой униформой были показаны по ТВ и Запад на какое-то время прекратил открыто поддерживать республику Ичкерию.

29 декабря в засаду недалеко от Дуба-Юрта попала одна из разведгрупп батальона, на помощь ей тут же пришла группа лейтенанта Соловьева, вмести разведчики смогли отступить, потеряв двух человек ранеными, на следующий день в поиск на бронетехнике ушло еще две группы, 1 БМП подорвалась на мине, но опять обошлось без погибших. Поздним вечером 30 декабря разведчики вступили в районе Дубай-Юрта в бой с превосходящими силами противника. Разведчикам удалось захватить некоторое количество стрелкового оружия, большое количество боеприпасов и миномет. Ночью в этот район выдвинулось еще две группы.

К утру 31 декабря сложилась такая ситуация. Две группы из десантной и первой разведывательных рот работали у Волчьих ворот, в резерве оставалась 2-я разведрота батальона. Около 6 часов утра пришлое сообщение о том, что отряд спецназа ГРУ ст. лейтенанта Тарасова попал в засаду и ведет бой в районе одной из высот. Как выяснилось впоследствии отряд Тарасова ни на какую высоту не выходил и в бой не вступал. Скорее всего, на открытых частотах в радиоигру вступили боевики, которые выманивали разведчиков в засаду.

Так или иначе, было принято решение послать на выручку спецназу 2 равзедроту, которая должна была пройти по прямой через Дуба-Юрт, село считалось договорным и встретить там боевиков руководство операции не ожидало. При въезде в село группа ст. лейтенанта Шлыкова попала под сильный перекрестный огонь боевиков, которые засели в огородах и в зданиях на окраине. Разведчиков расстреливали почти в упор. За короткое время были подбиты все 3 БМП, оставшиеся в живых смогли закрепиться на окраине и вели бой. На помощь им тут же вышла группа лейтенанта Миронова, но из-за плотного огня она не смогла пробиться к своим, остановившись в сотне метров. С утра над селом стоял плотный туман, что затрудняло действия артиллерии и авиации, боялись попасть по своим.

Около 9 часов утра командир батальона стал собирать сводный отряд из частей, имеющихся под рукой. В эвакуационную группу в спешном порядке включили ремонтный взвод, взвод тылового обеспечения, связистов, больных из состава разведрот. Эвакуационную группу возглавил заместитель командира батальона по воспитательной работе Салех Агаев. Но и эти группы собрать было тяжело, были люди, были патроны, но не было магазинов, большинство магазинов было отдано уже ушедшим в бой подразделениям, у половины были автоматы АКС-74-У эффективные на дистанции 50-100 метров. И все-таки действия эвакуационной группы оказались достаточно своевременными и успешными, под непрерывным огнем противника группа смогла вынести с поля боя десятерых раненых и одного убитого, сам Салехов вынес двоих раненых.

Большую помощь попавшим в беду разведчикам оказали 3 танка из танкового полка подполковника Буданова. Командир 84-го батальона Владимир Паков лично ездил на КП танкового полка и просил помощи, приказывать он не мог. Буданов выделил ему танки с офицерскими экипажами, не тратя время на согласование с высшим командованием.

В результате боя у села Дуба-Юрт разведывательный батальон потерял 4 единицы бронетехники, 10 человек убитыми и 29 раненными, позже уже в апреле в госпитале умер еще один участник этого боя. После боя батальон вывели на переформирование, а через несколько дней следователи военной прокуратуры начали расследование операции, которая привела к таким потерям. Допрошены были все офицеры батальона. Следствие по этому бою закончилось ничем, виновные установлены не были.

Аргунское ущелье – одно из самых крупных по протяженности ущелий Кавказа, образованное прорывом бурных вод Аргуна. Сегодня здесь планируется размещение горнолыжного курорта, а ведь совсем недавно эта местность поливалась кровью российских солдат. Вокруг свистели пули, поблескивали в зеленых зарослях стекла снайперских прицелов, словно из-под земли появлялись «духи». В конце декабря 1999 года 84-му разведывательному батальону и группам специального назначения был отдан приказ о штурме «Волчьих ворот» - так именовался вход в ущелье.

Разведывательный 84 батальон прибыл на территорию Чечни еще в сентябре 1999 года, состоял он в основном из солдат с невысокой профессиональной подготовкой, лишь небольшая часть батальона включала профессиональных офицеров и контрактников. Однако именно благодаря этой сравнительно небольшой группе военных потери батальона вплоть до декабря 1999 года были минимальными. Некоторые из офицеров уже имели опыт военных действий в пяти и даже семи горячих точках. К декабрю даже неопытные молодые солдаты получили необходимый опыт и могли грамотно действовать даже в сложных непредвиденных ситуациях. Незадолго до операции в Аргунском ущелье, 84 батальон использовался в качестве штурмового на Гикаловских высотах. К моменту штурма 84 разведывательный батальон представлял собой серьезную силу, способную выполнить поставленную перед ней боевую задачу.

Волчьи ворота к началу 2000 года являлись важной стратегической точкой. Этот район, по сути, был воротами в южные области республики, поэтому боевики готовились к столкновению задолго до начала штурма. Многочисленные маскированные окопы, врытые глубоко в землю вагончики и укрытия, растяжки – все это было подготовлено в ожидании федеральных войск. Во главе горцев стоял опытный и закаленный в боях Хаттаб, отлично знавший местность, имевший в своем распоряжении широкую агентурную сеть. Многие из участников штурма «Волчьих ворот» убеждены, что среди агентов Хаттаба были и отдельные российские командиры, получавшие немалое вознаграждение за передачу информации.

84-му батальону совместно с отрядами спецназа было поручено выяснить количество и расположение сил боевиков на данном участке. Разведку предполагалось провести боем. Близ ущелья располагалось мирное селение Дуба-Юрт, которое относилось к «договорным», что означало соблюдение жителями нейтралитета. В договорные поселения федеральные войска не имели права вводить военную технику, однако фактически соглашение соблюдалось лишь федеральным командованием, в то время как местные жители оказывали активную поддержку силам Хаттаба.

Для выполнения задачи разведывательному батальону поручалось занять высоты над Дуба-Юртом для обеспечения свободного подхода мотострелков. План последующих действий был довольно прост: использовать полученные данные, вытеснить боевиков в долину, после чего уничтожить на открытой местности. Для успешной реализации плана батальон был разбит на 3 сводные группы, каждая из которых состояла из двух отрядов спецназа и одного отряда разведывательного батальона. Штурмовики с кодовым именем «Арал» во главе со старшим лейтенантом Араловым, должны были выступать совместно с разведотрядом «Ромашка» под командованием старшего лейтенанта Соловьева. Штурмовой отряд «Байкул» под руководством старшего лейтенанта Байкулова, действовал с разведывательной группой «Сова» 84-го батальона во главе со старшим лейтенантом Каляндина. Третий отряд состоял из группы старшего лейтенанта Тарасова под кодовым наименованием «Тарас» и разведывательной группы «Акула» старшего лейтенанта Миронова.

Казалось, операция была продумана до мелочей, даже частота радиосообщений была определена единая, чтобы группы могли слышать сообщения друг друга и координировать свои действия. По плану впереди должны были двигаться отряды спецназа, за ними разведгруппы, которые периодически обязаны были останавливаться и ожидать пехоту. Продвижение сводных групп предполагалось поддерживать авиацией и артиллерией. Недалеко сосредоточили танковый полк.

Александр Соловьев в своем интервью признается, что уже на стадии подготовки операции, он сталкивался с малообъяснимым поведением командования, а именно подполковника Митрошкина. Ему до сегодняшнего дня не понятно, почему на рекогносцировку командиров вывезли в сам Дуба-Юрт, ведь действия планировалось проводить на высотах. Отдельные обрывки фраз, переданные майором, наталкивают на мысль о предательстве в кругах командования. Другой стороны другой участник Владимир Паков утверждает, что и командира группировки «Запад» и самого подполковника Мирошкина и других командиров он знает хорошо и в их предательство не верит. По его мнению, боевики, имея в своем распоряжении более совершенные приборы связи, настроились на частоту, что подтверждается фактами радиоигры в ходе штурма.

Начало операции было намечено на вечер 29 декабря, однако отряду Соловьева пришлось выступить утром, так как боевиками оказалась обнаружена группа спецназовцев, которым командование решило оказать помощь. Численность отряда составила всего 27 человек, из которых 16 принадлежало к разведывательному батальону. Группа продвигалась на двух БМП, затем движение продолжили пешком. Двигаться быстро по предгорным районам в полной экипировке не получалось. Кроме того боевики открыли по наступающим сплошной огонь, поэтому пришлось укрываться за броней и постепенно продвигаться к лесу. Обнаружить зажатых в огненное кольцо Хаттаба спецназовцев оказалось не сложно, так как связь у группы еще оставалась, но пересечь простреливаемую зону и занять высоту сводная группа смогла лишь по истечении шести часов.

Александр Соловьев вспоминает, что на подступах к высоте оказались минные поля, установленные российскими специалистами. И вновь майор задает вопрос о том, почему их не предупредили о наличии растяжек, обнаружить которые помогла лишь случайность. Отряд Соловьева потерял двух человек ранеными, в то время как в штурмовой группе одного солдата убили. Поставленная задача была выполнена, трое раненых спецназовцев были доставлены в лагерь и переданы медиками. Во время транспортировки группа Соловьева потеряла еще одного бойца, которого ранило выстрелом снайпера. Как только первая сводная группа вышла из района и построилась, ее вновь бросили на спасение отряда Захарова.

30 декабря в середине дня все три сводные группы выступили – операция началась. Соловьеву и его бойцам вновь пришлось брать высоты, оставленные накануне по приказу полковника Митрошкина. Уже на этом этапе к командирам постепенно пришло понимание того, что боевики прослушивают радиосвязь и хорошо осведомлены о плане штурма. На местах, определенных на карте, наступающих ожидали засады. Проверка страшной догадки подтвердилась. Вторая сводная группа, с состав которой входили «Байкул» и «Сова», в это время находилась под ожесточенным огнем из минометов. Ранним утром группа Тарасова оказалась в засаде и подавала сигналы о помощи, ведя ожесточенный бой. Группу старшего лейтенанта Шлыкова командование направило на штурм высоты 420.1. В это время сводные группы вели бои на направлении к спецназовцам Тарасова. Боевики продолжали активную дезинформацию в эфире в результате чего «Нара», так именовалась группа Шлыкова, также попала в засаду в центре Дуба-Юрта.

Артиллерия не могла обеспечить качественного прикрытия ввиду плохой видимости. В селении российская колонна расстреливалась из гранатомета, солдаты выбивались снайперами. Эфир наполнился криками о помощи. Однако задействовать авиацию оказалось невозможно, так как Дуба-Юрт покрывала густая пелена тумана. На помощь Шлыкову выступила «Акула», но вторая колонна была немедленно обстреляна при входе в селение. Разведчики рассредоточились и решили отстреливаться.

Зажатым в огне боевиков группам оказал поддержку комбат Владимир Паков. Не дожидаясь приказа командования им, с молчаливого согласия полковника Буданова, были направлены к месту сражения 2 танка с экипажами. По мнению Соловьева, без поддержки техники из кольца бойцы выйти бы не смогли. По-видимому, боевики не ожидали в селе появление танков, поэтому их появление вызвало замешательство и переломило ход сражения. Шесть часов ожесточенного боя практически уничтожили центр деревни.

Первый день года 84 разведывательный батальон и опаленные огнем противника спецназовцы встретили, подсчитывая потери. Штурм Волчьих ворот унес жизни десяти разведчиков и еще двадцать девять человек были ранены. Однако после кровопролитного боя, командование разведывательного батальона ожидало новое сражение- сражение со следователями особого отдела. Только Александра Соловьева вызывали на допрос около одиннадцати раз, причем, по его словам, оказывали сильнейшее психологическое давление. Выяснилось, что никаких официальных приказов о разведывательной операции 29-31 декабря 1999 года не существовало, вину за гибель людей и провал штурма попытались возложить на непосредственных командиров. Особенно интересовались кандидатурой Пакова, самовольно использовавшего танки и оказавшего решающее влияние на исход боя.

Сотрудники особого отдела удалились из расположения батальона и спецназа исключительно из опасения возможности срыва солдат, так как среди людей царила уверенность в генеральском предательстве. Вооруженные солдаты могли в любой момент преступить черту устава и расправиться с теми, кого считали предателями. Следствие виновных так и не установило, за гибель людей ответственности не понес никто.

В бою за Волчьи ворота погибли:
1. сержант В. Щетинин;
2. младший сержант С. Куликов;
3. рядовой В. Серов;
4. сержант А. Захватов;
5. рядовой Н. Адамов;
6. сержант В. Ряховский;
7. сержант С. Яскевич;
8. рядовой С. Воронин;
9. рядовой Э. Курбанолиев;
10. сержант В. Шаров.

От тяжелых травм, полученных в бою, скончался рядовой А. Коробке.

В ходе штурма проявилось мужество российских рядовых и офицеров, но операция оказалась заведомо неудачной. Отряды вступили в бой с противником, превосходящим по численности, вооружению и техническому оснащению. Косность руководства в принятии решений также сыграла печальную роль. В некоторых случаях помощь гибнущим под обстрелом группам не оказывалась из страха быть наказанными за самовольные действия, приказы отдавались несвоевременно. Вопрос об осведомленности боевиков о всех действиях российских групп был поставлен уже в первые дни боя, была выявлена даже причина такой информированности – доступность радиочастоты. Однако решения проблемы так и не последовало. В попытках обвинить в смерти бойцов непосредственных командиров также особенно виден страх высшего руководства за собственное благополучие. На фоне всего произошедшего не удивительно, что большинство участников боевых действий до сегодняшнего дня считают трагедию, разыгравшуюся в Аргунском ущелье, предательством.

К 25 годам у старшего лейтенанта Александра Соловьева, командовавшего в Чечне 35-летними мужиками-контрактниками, было более 40 выходов на разведку, подрыв на фугасе, 25 тяжелых операций, полтора года в госпиталях, и три представления к званию Героя России.

Страна — по-своему, армия — по-своему

Летом 1997 года новоиспеченный лейтенант Соловьев после окончания факультета войсковой разведки Новосибирского военного училища прибыл на постоянное место службы в разведывательный батальон 3-й мотострелковой дивизии. Он готов был вынести любые тяготы военной службы, потому что готовился к ней с детства: увлекался рукопашным боем, экстремальными видами спорта. «Спасибо за любовь к Родине!» — напутствовал юных лейтенантов начальник училища.

Но Родине, привыкавшей к рыночным реформам, в эти годы было не до родной армии…

Представился командиру части. Лейтенанта определили в офицерское общежитие, в модуль с бумажными стенами. Через четыре комнаты было слышно, чем там занимается супружеская пара.

— Утром мне на лицо прыгнула крыса. Когда открыл сумку, чтобы достать продукты, — оттуда серая масса тараканов. Ого, думаю, сколько здесь живности! — вспоминает Александр Соловьев первые армейские сутки. — Заварил чай, отхлебнул и выплюнул на пол — одеколон! Оказалось, что в окрестностях города Дзержинска вода с таким специфическим запахом.

Принял первый взвод. В разведбате вместо 350 человек по штату тогда было всего 36. Вскоре командир дивизии приказал укомплектовывать батальон самыми лучшими солдатами. Но где их было взять, тем более самых лучших… Простого танкиста или пехотинца не возьмешь в разведроту. Какой командир отдаст самого лучшего бойца! Скоро в батальон прислали первую партию этих «самых лучших».

— Когда я увидел эту первую партию, у меня слезы на глазах выступили, — рассказал Соловьев. — Уголовник на уголовнике, такие отморозки — просто ужас. Наверное, проще было бы набрать людей в ближайшем дисбате, чем везти их со всего военного округа. Рвали на себе тельняшки, показывали мне пулевые, ножевые ранения. Раза три обещали зарезать. Бывало, что на КПП меня их «братва» вызывала.. Постоянно вытаскивали этих солдат из тюрем: драки с милицией, грабежи, разбои. Даже на офицеров кидались с кулаками.

Потом в разведбат прислали несколько подразделений из расформированной части ГРУ. Тоже сброд: с патологиями, недовески, с ненормальной психикой, уголовным прошлым. Лейтенант Соловьев перевел дух через полгода, когда получил несколько парней из Кремлевского полка: идеальная строевая подготовка, знание оружия, блеск в глазах, интеллект.

А Родине, переживавшей шок дефолта, все еще было не до родной армии…

— Я жил в казарме с солдатами, у меня была своя коечка у входа. — вспоминает Александр Соловьев 1998 год. — Зарплату нам тогда не платили по полгода. Мой рацион питания составлял два пакетика китайской лапши в день. Солдаты всех собак в окрестностях перерезали, на мясо. «Они же гавкают… Надо только умело приготовить… Мясо и мясо… » — удивился солдат в ответ на мое замечание, зачем он ее зарезал. Газет мы не читали, телевизор не смотрели. Я знал только солдат, стрельбы и вождение техники. А боевая подготовка — была! Бегал с солдатами по окрестным лесам, учил их азам ведения разведки. Мы не спрашивали, что нам государство должно, законов не знали, знали, что нельзя бастовать, ходить на демонстрации, ничего нельзя, боевая подготовка и больше ничего. А платят, не платят зарплату — как-то выкручивались. Мы по-своему жили, страна по — своему.

«Я не мог не ехать на войну… »

Летом 1999-го пошли слухи, что будет война. Батальон перебросили поближе к погрузочной станции. Некоторые из офицеров быстренько уволились. Из семерых лейтенантов-однокурсников, начинавших вместе службу в этом разведбате, их оставалось только двое, остальные из армии ушли.

— Я не мог не ехать на войну: это было бы предательство — столько готовил бойцов, а сам в кусты? — говорит Александр.

О том, что батальон поднят по тревоге, старший лейтенант Соловьев узнал в отпуске. Своих догонял с эшелоном батальона материального обеспечения. В дороге у этой части уже были потери: один офицер перепил и застрелился, другой, боец, полез за тушенкой и попал под ток высокого напряжения.

— Тыловики меня не понимали, что еду догонять своих: «Нам-то ладно: водку пьем и всегда при тушенке», — вспоминает Соловьев дорогу на войну. — Попутчики относились ко мне как к нездоровому человеку. Цели операции не понимали. Слышал о первой чеченской кампании, что это была бойня, продажность, братоубийство, полк на полк, чудовищные ошибки, политические разборки, в которых страдают солдаты. Я ехал — не видел ни разу на карте Чечню. Бойцы вообще ничего не знали. Война и война. Родина в опасности, и если не мы, то кто. Приехал — мои бойцы подбежали: «Ура! Мы теперь не одни!» Они думали, что я вообще не приеду.. Командир на первом построении сказал: «Ваша задача на этой войне — выжить. Вот вам весь мой приказ». Где противник, какие у него силы, какая организация — ничего этого не знали.

Вскоре после начала второй чеченской кампании по требованию прогрессивной общественности из действующей армии вернули в казармы молодых солдат.

— Взамен прислали контрактников — бомжей, пьяниц, уголовников, убийц, попадались даже со СПИДом, сифилисом. Настоящих, подготовленных солдат из них было не больше трети, остальные — мусор и шваль, — так оценивает Александр Соловьев то пополнение, присланное Родиной для наведения в Чечне конституционного порядка. — Захочется ему пострелять по людям, приползет в село и — огонь из автомата по всем подряд, Нажрется такой «шутник» наркоты и давай «творить чудеса». Одного такого поймали на том, что воровал у солдат промедол (обезболивающий препарат. — авт.), а в пустые тюбики закачивал воду. Ребята переломали ему ребра и забросили в вертолет…

«Вырасту — пойду вас убивать… »

Первая же встреча с чеченцем заставила о многом задуматься…

— Бойцы пошли в село, а я остался на броне, связь держал. Подходит мальчишка, с автомат ростом: «Слышь, командир, а это у тебя «Стечкин» за пазухой». Как он узнал, что я командир — на мне не было погон! Как он узнал, что у меня пистолет Стечкина — многие офицеры не знали! Это пистолет для танкистов, его сняли с вооружения. Его вообще было не видно, под мышкой, в кобуре, и этот мальчишка определил — по пропорциям, по очертаниям. — «А откуда ты знаешь, что это «Стечкин?» — «У моего брата такой». — «А брат где?» — «Он в горах воюет, против вас». — «Ты-то, надеюсь, не будешь воевать?» — «Подрасту, чуть-чуть смогу автомат держать и тоже пойду вас убивать». — «Кто тебя так учит?» — «Как кто? мама. У меня все братья в горах, и я туда пойду!»

Однажды разведчики взяли двоих мальчишек — 13 и 15 лет. Эти «партизаны» сожгли огнеметами группу заснувших на привале разведчиков из ГРУ. Убитым вырезали и вставили в рот их половые органы. Глаза выковыривали, скальпы снимали, уши отрезали, издевались над мертвыми.

— У бандитов в Чечне если нож не побывал в человеческом теле, значит — не оружие, просто кухонный нож. — рассказал Александр Соловьев. — Нож должен быть закален в крови. Задержанные были братья, у обоих нашли наркотики. Они работали на Басаева в качестве разведчиков. Знали фамилии офицеров всего нашего батальона. Такое было досье! Все в памяти держали. — «Что тебе обещали за это?» — спрашиваю одного из мальчишек. — «Кинжал и автомат, от Басаева».

В разбитых лагерях боевиков разведчики находили тушенку с маркировкой как у них, боеприпасы той же серии, нашу новую форму, оружие 1999 года выпуска, новые бронемашины. «У меня оружие было — со склада после похода в Чехословакию в 1968 году, а у них — новенькие автоматы, еще с заводской смазкой, — с горечью вспоминает Александр Соловьев. — У бандитов — новые, черные комбезы, удобные разгрузки для боеприпасов. У моих бойцов — заштопанные, подаренные добрыми ментами или обмененные у тыловиков за бутылку водки. И мы всю эту экономию Родины и тыловиков понимали: «Зачем я буду тебя экипировать, ты же идешь в бой, и тебя там могут убить! Как потом списывать имущество? Самим что ли платить?» За потерянное снаряжение или технику спросят, а людей потерял — пришлют новых. Как в ту войну: Россия большая, бабы новых солдат нарожают… »

Жить захочешь — вспомнишь все

С первых же дней после перехода границы Чечни начались боевые будни. Разведгруппы, нагрузившись оружием и боеприпасами, уходили в ночь, каждую секунду рискуя напороться на растяжку с гранатой, на фугас или попасть в засаду. Последним мог быть каждый шаг…

— На мне висело: — стал перечислять Александр, — автомат, глушитель, бинокль, ночной прицел, подствольник, ночные очки, две «Мухи», 12 магазинов с патронами, 20 ручных, 20 подствольных гранат, спарка магазинов по 45 патронов. Плюс нож разведчика со своим боекомплектом, плюс пистолет «Стечкин».. Продуктов на сутки — пачка печенья и банка консервов. Есть патроны — есть жратва, нет патронов — нет ничего. У меня пулеметчик тысячу патронов к пулемету таскал. Да еще положено брать запасной сменный ствол. С таким грузом упадешь — сам не встанешь, а если бросишь его — тебя голыми руками возьмут. В бою огонь ведешь — только с колена.

Глухой ночью на окраине Грозного разведгруппа из 13 человек под командованием старшего лейтенанта Соловьева попала в засаду. Бандиты с криками «Аллах Акбар!» атаковали с трех сторон. В первые же секунды один разведчик был убит, еще двое — тяжело ранены.

— Я оказался у пулеметчика, ему пуля попала в голову, мозг не задело, только кости вывернуло. Он не соображал, что делал, — вспоминает тот бой Александр Соловьев. — В темноте на ощупь определил, что пулемет заклинило, одна пуля отстрелила сошки, вторая перебила антабку ремня, третья попала в ствольную коробку и повредила механизм и гильзовыбрасыватель. Выбор был: либо рукопашный бой, но тогда нас сомнут за пять минут, либо за одну минуту суметь починить пулемет. А пулемет мы «проходили» в училище в конце 1-го курса, 6 лет прошло. С тех пор я его в руках не держал. Но жить захочешь — все вспомнишь. Все слова преподавателя вспомнил. Стрелять начал, когда бандиты были в пяти метрах, спасло еще, что лента — 250 патронов, полная, вставил ее быстро. Если бы не пулемет, и сам бы не выжил, и ребят бы не вытащил.

«Живым оставить здесь не могу… »

Разведгруппа — это команда, где от каждого зависит жизнь всех. Не каждый мог вписаться в группу. Случалось, такому бойцу сами разведчики говорили: «Жить хочешь? Иди к командиру, скажи, что отказываешься ходить на боевые… »

— У меня в группе был «мальчик» ростом под два метра, — рассказал Александр Соловьев. — И в одном поиске, в горах, он сломался: не мог больше идти. «Раздевайте его», — приказал. Снял с себя экипировку, боеприпасы, автомат — все отдал ребятам, они понесли. У меня сколько пацанов умирали, вещи отдавали, но чтобы оружие отдать — никто и никогда. А этот легко — кому автомат, кому пистолет. Идет голый — потом садится: «Дальше не пойду!». А мне нельзя было останавливаться, очень сильно рисковал, было много признаков, что «духи» нас сопровождали по лощине. Я был на волосок от применения оружия. Вогнал патрон в патронник. «Я тебя живым оставить здесь не могу», — говорю этому «мальчику». Он знал радиочастоты, позывные, состав группы. Он сидел, и для меня уже не представлял никакой ценности — ни как боец, ни как человек. Ребята на него так посмотрели — как на собаку. Он понял, что у него нет выхода: либо шевелить ножками, либо остаться здесь навсегда.

Я бы его кончил. «Перейди в головной дозор. Если я догоняю тебя, ты остаешься в горах, если попытаешься вправо-влево уйти, то здесь остаешься». И он шел. И дошел. Но больше с нами в разведку не ходил.

«Своей пехоты я боялся больше… »

Задание у разведчиков обычно было стандартным: найти расположение бандитов и вызвать туда огонь артиллерии.

— На меня всегда работала одна-две батареи самоходок, батарея «Градов», мог вызвать по рации и штурмовики, — вспоминает Александр Соловьев. — Обнаружил базу боевиков — даю координаты по рации. Три минуты — и летят снаряды. Иногда едва хватало времени, чтобы убежать от огня своей артиллерии. Снаряды летят — ветки сбивают, режут макушки деревьев, иной раз ложились за сто метров от нас. Если я вступлю в бой, мне уже никто не поможет. Двадцать минут — и меня нет. В Самашкинском лесу бандиты нашу группу гоняли на лошадях, с собаками. Улюлюкали, как индейцы… Шли по моим следам, я мины ставил, и ни одна не сработала. Только сядем — они стреляют. Охотились на нас, как на зверей. Вышли мы на взвод нашей пехоты — мальчишки-срочники без командира — сидят в окопах и стреляют куда попало. — «Нас бросили, — говорят и плачут от страха, — мы бы убежали, да боимся». Ни одного контрактника с ними, мальчишек просто бросили на растерзание. Мин у них было полно, но — «Мы их ставить не умеем… » К утру их бы точно всех перерезали, без выстрелов. Забрал этих мальчишек с собой…

Какая радость вернуться с задания к своим, но…

— Своей пехоты я боялся больше, чем «духов»: выстрелит, заметив нас или случайно, один солдат, и — понеслась беспорядочная пальба по всему фронту…

«Командир, не умирай!»

Рано или поздно такие выходы на разведку должны были кончиться гибелью или ранением. У войскового разведчика вернуться домой из Чечни без царапины шансов практически не было.

— Психологически был готов, что могут ранить и убить, — рассказал Александр. Но не догадывался, что так может покалечить… Ну, ранят, сделают «духи» дырку пулей или осколком — врачи зашьют. Ну, оторвет тебе кусок мяса, ну и что. Все оказалось гораздо страшней…

Разведгруппа в тот февральский день шла как обычно. Старший лейтенант Соловьев даже не успел понять, что произошло. Это был взрыв мощного фугаса… Его должно было снести близким разрывом сразу на тот свет.

— На мне было два ряда металлических магазинов, они и приняли удар осколков, да такой, что патроны вылезли наружу, — вспоминает Александр. — Фугас был нашпигован гвоздями, подшипниками, гайками. У меня на ребрах были гранаты, которые от удара взрываются, а на ремне — трофейный «духовский» пояс смертника — как они не сдетонировали, не понимаю. Ничего не вижу и не слышу… Ног не чувствую. Несколько раз машинально обматывал руку ремнем автомата. Чувствую — сейчас попаду в плен. Разведчиков не отпускают живыми, поглумятся. Автомат не работает, отпускаю его, достаю пистолет, а он же автоматический — пара очередей вправо, влево. Слышу: «Держи пистолет, держи!» Чьи-то крики, а речь не понимаю. Бросаю пистолет и ищу гранату. Совершенно потерял ориентацию, где свои, где чужие. Они борются со мной, не пойму кто, думаю — чеченцы. Пытаются скрутить, несколько рук меня держат. Слышу: «Держи руку, у него там граната!» Одна граната у меня была спрятана в кармане на случай плена. — «Свои, дурак, свои, Саня!» — в ухо кричат. Кто-то меня за ноги схватил, я не сопротивляюсь. Потом чувствую, игла пошла, вторая, прямо через одежду. Потом кто-то: «Командир, что нам дальше делать, куда уходить? Где «духи»? — «Стоять на месте! Вызывать артиллерию!» — «Артиллерии нет, радиста кончили! Как вызывать, куда вызывать?» Я по памяти с трудом назвал квадрат и частоту, бойцы вызвали огонь артиллерии. Слышу: «Командир не умирай, что делать-то нам?». Потом я стал терять сознание. Как ребята меня тащили — ничего не знаю. Очнулся на броне БМП — такая дикая боль!

Не едем, а летим, километров под 80 по снегу неслись. Я еще боялся, что меня ветром с машины сдует. Ничего не чувствовал. Нащупал за спиной на броне БМП какой-то болтик и за него держался. «Ты живой? Пальцем пошевели!». Меня стянули жгутами, а лицо не перевязывали, все в крови. Пена пошла изо рта, крови полный рот. Боялся, что своей кровью захлебнусь.

И тут я провалился в беспамятство. Потом мне ребята рассказывали, что в операционную палатку вызвали саперов: на мне гранаты, которые от удара взрываются, подствольники. Все надо снимать, а как? Чувствую, как по мне под штанами идет холодный нож. Матом ругался: «Суки, новая тельняшка, новая разгрузка!». Мне так было жалко эту тельняшку. А сапер ремень уже режет — он с училища со мной!

«Я свою работу знаю… »

Через год в госпитале к Александру Соловьеву, сидевшему в коридоре, подошел незнакомый врач.

— «Ты в начале февраля прошлого года не подрывался?» — «Подрывался». — «Пойдем со мной», — вспоминает Александр.

В кабинете врач положил на стол пачку фотографий — разорванные тела, без рук, без ног, кишки, только руки с головой. — «Это труп, что ли?» — «Нет, живой». — «А этого узнаешь?». Неужели я был таким? «Как же вы меня узнали сегодня?» — «Я свою работу знаю… » — ответил хирург. Рассказал, что меня оперировали несколько бригад врачей по очереди 8 часов подряд.

« А я и мычать не могу… »

— Помню себя на операционном столе. Когда приходил в сознание — какие-то галлюцинации, виденья, что я уже умер, — вспоминает Александр, — Может быть, я действительно умирал. Виденье было, что у меня нет тела, просто понимаю, что это я, но вне тела. Как в космосе, в пустоте, пространстве. Я — это что-то коричневое, оболочка, или шар. Нет чувства боли, чувство счастья. Не чувствую боли, ничего не хочу. Я — точка концентрации сознания. И ко мне приближается в этой пустоте что-то громадное, как черная дыра. Я понимаю, что как только я коснусь это нечто громадное, то растворюсь в нем молекулой. И меня это в такой ужас повергло, что я — только молекула этого глобального всего. Так страшно стало уже не чувствовать себя, терять самого себя. Стал пятиться от нее, был такой животный ужас. Даже умереть было не так страшно, как раствориться в этом чем-то глобальном.

Потом меня кто-то схватил снизу, я проваливаюсь вниз. Начинаю орать, болит все, словно кто-то меня схватил за ноги и об эту грешную землю швырнул. Потом очнулся, что кто-то на ухо орет: «Ты как себя чувствуешь? Пошевели рукой, если хорошо!» А я и мычать не могу.

Были операции, которые переходили одна в другую. Кости гнили, их сверлят, чистят, чем-то затыкают, рядом дрелью другую дыру сверлят. Через нос меня кормили: зубы выбило, язык и небо в осколках.

— «Пойдешь снайпером?» — «Конечно!»

Одна из немногих женщин в батальоне — радистка Марина Линева. Когда группа Александра Соловьева уходила на очередное задание, она держала с ним связь по рации.

— Я замечал, что Марина неравнодушно смотрит на меня, — рассказал Александр. — Я точно знал: если мне что-то было надо — она бросала все, трясла всех, готова была стрелять из автомата. В одной операции у меня погиб снайпер, а без него в поиск идти нельзя. «Я хорошо стреляю!» — сказала Марина. Уже после войны она призналась, что биатлонистка. Стреляла она лучше всех в роте. Все мишени клала одиночными выстрелами. Она служила в спецназе, прыгала с парашютом. Я ее обучал рукопашному бою. Маленькая, а зубы выбить может. Задание тогда было плевое, но без снайпера нельзя. — «Пойдешь со мной?» — «Конечно!». Раскладывает экипировку, нож выложила, боеприпасы складывает, автомат, гранаты. — «Я готова!». Записал ее в список. Комбат построил группу. Увидел в строю Марину, побагровел и как понес матом на меня… Взял меня за грудки: «Если с ней что-нибудь случится, ты себе это простишь?» — «Нет, товарищ полковник». — «И я себе не прощу. Линева — кругом, бегом марш!» Она догнала нас, в глазах слезы. И так было тошно…

«Сердце останавливается — на все это смотреть… »

Марина была в Нижнем Новгороде, когда на постоянное место базирования батальона пришла телеграмма: опять большие потери. И среди тяжело раненых — старший лейтенант Соловьев.

В какой он попал госпиталь — никто в батальоне не знал.

Трое суток Марина звонила по всем госпиталям России: «У вас есть среди раненых старший лейтенант Соловьев? Нет?». Наконец, нашла — в Самаре. Примчалась в госпиталь.

«К вам сестра приехала», — сказала санитарка Соловьеву. —

«У меня нет сестры»

Врач сказал Марине: «Вы знаете, что ему руку отрезали, в ногах осколки, он ничего не видит. Выдержите? Кричать и плакать нельзя, здесь иногда и умирают».

Ее оформили в госпитале медсестрой на полставки. Помогала не только Александру, но и другим раненым. Иногда в госпиталь приходили бабуськи помогать раненым, но больше недели не выдерживали: «Сердце останавливается на все это смотреть… ». Марина выдержала все.

«Встану и буду жить!»

В палату к Соловьеву привозили тех раненых, кто стал опускаться.

Однажды к главному врачу госпиталя пришла Марина:

«Девчата-медсестры просят Сашку свозить к одному майору». — «А что такое?» — «Жить не хочет, в окно лезет, два раза ловили за штаны». А у него всего лишь пятку осколком оторвало.

— Мое тело загрузили, полулежа, в каталку, — вспоминает этот эпизод Александр. — Познакомили. Я ему как правду-матку рубанул: «Майор, это тебе тут хуже всех? Ты на меня посмотри». У меня осколки из лица торчали, под кожей. Через день меня ковыряли, гной из ран сочился. — «У меня такие планы были… », вздохнул майор. — «Дети есть?» — «Двое, мальчик и девочка». — «Жена не бросила?» — «Нет, не бросила». — «Ты смотри на меня: я еще встану, буду жить и улыбаться, а ты всего-то ногу потерял, а в окно уже лезешь! Посмотри на других пацанов — вообще без ног!» Майор дурить перестал.

А через год Саша и Марина, здесь же, в госпитале, сыграли свадьбу. Штатскую одежду ему собирали на регистрацию врачи и больные из нескольких палат. Жить он учился заново.

Александр Соловьев после таких тяжелейших испытаний еще вернулся в армию и служил — без руки! — несколько лет. Службу закончил майором, на должности старшего помощника начальника разведки дивизии.

«Орден Мужества? Дайте потрогать… »

Первую награду Александру Соловьеву вручали в госпитале. Он лежал, зрение врачи еще не восстановили. В глазах — одна темнота.

«Что за награда? Орден Мужества? А как он выглядит? Дайте потрогать», — вспоминает Александр этот момент. Потом его перевели в другой госпиталь. Через полгода в палату пришла еще одна делегация — начальник разведки дивизии, офицеры батальона. Зачитали приказ о награждении. И не один, а два — и оба о награждении орденом Мужества!

Три ордена Мужества лежали в тумбочке госпитальной палаты, пока он не выписался. Потом Александр Соловьев узнал, что командование батальона трижды представляло его к званию Героя России. Родина решила, что хватит ему и трех орденов — ведь парень остался жив!

05.04.2012

Волчьи ворота. Декабрь 1999 года – еще одна черная страница в истории Чеченской войны

Аргунское ущелье - одно из самых крупных по протяженности ущелий Кавказа, образованное прорывом бурных вод Аргуна. Сегодня здесь планируется размещение горнолыжного курорта, а ведь совсем недавно эта местность поливалась кровью российских солдат. Вокруг свистели пули, поблескивали в зеленых зарослях стекла снайперских прицелов, словно из-под земли появлялись «духи». В конце декабря 1999 года 84-му разведывательному батальону и группам специального назначения был отдан приказ о штурме «Волчьих ворот» - так именовался вход в ущелье.

Разведывательный 84 батальон прибыл на территорию Чечни еще в сентябре 1999 года, состоял он в основном из солдат с невысокой профессиональной подготовкой, лишь небольшая часть батальона включала профессиональных офицеров и контрактников. Однако именно благодаря этой сравнительно небольшой группе военных потери батальона вплоть до декабря 1999 года были минимальными. Некоторые из офицеров уже имели опыт военных действий в пяти и даже семи горячих точках. К декабрю даже неопытные молодые солдаты получили необходимый опыт и могли грамотно действовать даже в сложных непредвиденных ситуациях. Незадолго до операции в Аргунском ущелье, 84 батальон использовался в качестве штурмового на Гикаловских высотах. К моменту штурма 84 разведывательный батальон представлял собой серьезную силу, способную выполнить поставленную перед ней боевую задачу.

Волчьи ворота к началу 2000 года являлись важной стратегической точкой. Этот район, по сути, был воротами в южные области республики, поэтому боевики готовились к столкновению задолго до начала штурма. Многочисленные маскированные окопы, врытые глубоко в землю вагончики и укрытия, растяжки – все это было подготовлено в ожидании федеральных войск. Во главе горцев стоял опытный и закаленный в боях Хаттаб, отлично знавший местность, имевший в своем распоряжении широкую агентурную сеть. Многие из участников штурма «Волчьих ворот» убеждены, что среди агентов Хаттаба были и отдельные российские командиры, получавшие немалое вознаграждение за передачу информации.

84-му батальону совместно с отрядами спецназа было поручено выяснить количество и расположение сил боевиков на данном участке. Разведку предполагалось провести боем. Близ ущелья располагалось мирное селение Дуба-Юрт, которое относилось к «договорным», что означало соблюдение жителями нейтралитета. В договорные поселения федеральные войска не имели права вводить военную технику, однако фактически соглашение соблюдалось лишь федеральным командованием, в то время как местные жители оказывали активную поддержку силам Хаттаба.

Для выполнения задачи разведывательному батальону поручалось занять высоты над Дуба-Юртом для обеспечения свободного подхода мотострелков. План последующих действий был довольно прост: использовать полученные данные, вытеснить боевиков в долину, после чего уничтожить на открытой местности. Для успешной реализации плана батальон был разбит на 3 сводные группы, каждая из которых состояла из двух отрядов спецназа и одного отряда разведывательного батальона. Штурмовики с кодовым именем «Арал» во главе со старшим лейтенантом Араловым, должны были выступать совместно с разведотрядом «Ромашка» под командованием старшего лейтенанта Соловьева. Штурмовой отряд «Байкул» под руководством старшего лейтенанта Байкулова, действовал с разведывательной группой «Сова» 84-го батальона во главе со старшим лейтенантом Каляндина. Третий отряд состоял из группы старшего лейтенанта Тарасова под кодовым наименованием «Тарас» и разведывательной группы «Акула» старшего лейтенанта Миронова.

Казалось, операция была продумана до мелочей, даже частота радиосообщений была определена единая, чтобы группы могли слышать сообщения друг друга и координировать свои действия. По плану впереди должны были двигаться отряды спецназа, за ними разведгруппы, которые периодически обязаны были останавливаться и ожидать пехоту. Продвижение сводных групп предполагалось поддерживать авиацией и артиллерией. Недалеко сосредоточили танковый полк.

Александр Соловьев в своем интервью признается, что уже на стадии подготовки операции, он сталкивался с малообъяснимым поведением командования, а именно подполковника Митрошкина. Ему до сегодняшнего дня не понятно, почему на рекогносцировку командиров вывезли в сам Дуба-Юрт, ведь действия планировалось проводить на высотах. Отдельные обрывки фраз, переданные майором, наталкивают на мысль о предательстве в кругах командования. Другой стороны другой участник Владимир Паков утверждает, что и командира группировки «Запад» и самого подполковника Мирошкина и других командиров он знает хорошо и в их предательство не верит. По его мнению, боевики, имея в своем распоряжении более совершенные приборы связи, настроились на частоту, что подтверждается фактами радиоигры в ходе штурма.

Начало операции было намечено на вечер 29 декабря, однако отряду Соловьева пришлось выступить утром, так как боевиками оказалась обнаружена группа спецназовцев, которым командование решило оказать помощь. Численность отряда составила всего 27 человек, из которых 16 принадлежало к разведывательному батальону. Группа продвигалась на двух БМП, затем движение продолжили пешком. Двигаться быстро по предгорным районам в полной экипировке не получалось. Кроме того боевики открыли по наступающим сплошной огонь, поэтому пришлось укрываться за броней и постепенно продвигаться к лесу. Обнаружить зажатых в огненное кольцо Хаттаба спецназовцев оказалось не сложно, так как связь у группы еще оставалась, но пересечь простреливаемую зону и занять высоту сводная группа смогла лишь по истечении шести часов.

Александр Соловьев вспоминает, что на подступах к высоте оказались минные поля, установленные российскими специалистами. И вновь майор задает вопрос о том, почему их не предупредили о наличии растяжек, обнаружить которые помогла лишь случайность. Отряд Соловьева потерял двух человек ранеными, в то время как в штурмовой группе одного солдата убили. Поставленная задача была выполнена, трое раненых спецназовцев были доставлены в лагерь и переданы медиками. Во время транспортировки группа Соловьева потеряла еще одного бойца, которого ранило выстрелом снайпера. Как только первая сводная группа вышла из района и построилась, ее вновь бросили на спасение отряда Захарова.

30 декабря в середине дня все три сводные группы выступили – операция началась. Соловьеву и его бойцам вновь пришлось брать высоты, оставленные накануне по приказу полковника Митрошкина. Уже на этом этапе к командирам постепенно пришло понимание того, что боевики прослушивают радиосвязь и хорошо осведомлены о плане штурма. На местах, определенных на карте, наступающих ожидали засады. Проверка страшной догадки подтвердилась. Вторая сводная группа, с состав которой входили «Байкул» и «Сова», в это время находилась под ожесточенным огнем из минометов. Ранним утром группа Тарасова оказалась в засаде и подавала сигналы о помощи, ведя ожесточенный бой. Группу старшего лейтенанта Шлыкова командование направило на штурм высоты 420.1. В это время сводные группы вели бои на направлении к спецназовцам Тарасова. Боевики продолжали активную дезинформацию в эфире в результате чего «Нара», так именовалась группа Шлыкова, также попала в засаду в центре Дуба-Юрта.

Артиллерия не могла обеспечить качественного прикрытия ввиду плохой видимости. В селении российская колонна расстреливалась из гранатомета, солдаты выбивались снайперами. Эфир наполнился криками о помощи. Однако задействовать авиацию оказалось невозможно, так как Дуба-Юрт покрывала густая пелена тумана. На помощь Шлыкову выступила «Акула», но вторая колонна была немедленно обстреляна при входе в селение. Разведчики рассредоточились и решили отстреливаться.

Зажатым в огне боевиков группам оказал поддержку комбат Владимир Паков. Не дожидаясь приказа командования им, с молчаливого согласия полковника Буданова, были направлены к месту сражения 2 танка с экипажами. По мнению Соловьева, без поддержки техники из кольца бойцы выйти бы не смогли. По-видимому, боевики не ожидали в селе появление танков, поэтому их появление вызвало замешательство и переломило ход сражения. Шесть часов ожесточенного боя практически уничтожили центр деревни.

Первый день года 84 разведывательный батальон и опаленные огнем противника спецназовцы встретили, подсчитывая потери. Штурм Волчьих ворот унес жизни десяти разведчиков и еще двадцать девять человек были ранены. Однако после кровопролитного боя, командование разведывательного батальона ожидало новое сражение- сражение со следователями особого отдела. Только Александра Соловьева вызывали на допрос около одиннадцати раз, причем, по его словам, оказывали сильнейшее психологическое давление. Выяснилось, что никаких официальных приказов о разведывательной операции 29-31 декабря 1999 года не существовало, вину за гибель людей и провал штурма попытались возложить на непосредственных командиров. Особенно интересовались кандидатурой Пакова, самовольно использовавшего танки и оказавшего решающее влияние на исход боя.

Сотрудники особого отдела удалились из расположения батальона и спецназа исключительно из опасения возможности срыва солдат, так как среди людей царила уверенность в генеральском предательстве. Вооруженные солдаты могли в любой момент преступить черту устава и расправиться с теми, кого считали предателями. Следствие виновных так и не установило, за гибель людей ответственности не понес никто.

В бою за Волчьи ворота погибли:

1.сержант В. Щетинин;

2.младший сержант С. Куликов;

3.рядовой В. Серов;

4.сержант А. Захватов;

5.рядовой Н. Адамов;

6.сержант В. Ряховский;

7.сержант С. Яскевич;

Итог Террористы и наёмники удержали позиции Противники Силы сторон

«Западной» группировке федеральных войск генерала Шаманова было приказано выбить противника из стратегически важного района. Здесь проходит единственная асфальтовая дорога в горные районы Чечни. По замыслу военачальников первыми удар должны были нанести малочисленные подразделения спецназа ГРУ и 84-го отдельного разведывательного батальона вооружённых сил. Их задача - скрытно подняться на ключевые высоты Волчьих ворот и закрепиться там, а в случае ответного удара боевиков продержаться до подхода основных сил. Позиции боевиков Разведка боем 29 декабря 84-му батальону совместно с отрядами спецназа было поручено выяснить количество и расположение сил боевиков на данном участке. Разведку предполагалось провести боем . Для выполнения задачи разведывательному батальону поручалось занять высоты над Дуба-Юртом для обеспечения свободного подхода мотострелков. План последующих действий был довольно прост: использовать полученные данные, вытеснить боевиков в долину, после чего уничтожить на открытой местности. По плану впереди должны были двигаться отряды спецназа, за ними разведгруппы, которые периодически обязаны были останавливаться и ожидать пехоту. Продвижение сводных групп предполагалось поддерживать авиацией и артиллерией. Недалеко сосредоточили 160-й танковый полк полковника Ю. Буданова . В ночь на 29 декабря группа спецназовцев поднялись на высоты и без боя заняли оборудованные там позиции боевиков. Те, как обычно, уходили ночевать на базы, расположенные в горах. Когда утром сюда вернулся дозор противника, он попал под огонь разведчиков. В ответ боевики открыли по спецназовцам шквальный огонь из стрелкового оружия и миномётов. Разведгруппе Соловьёва «Ромашка», численностью в 27 человек на 2-х БМП, пришлось выступить на помощь спецназовцам. Только по истечении шести часов боя разведчикам удалось пробиться на высоту. Боевики, забрав убитых и раненых, отступили. Российские бойцы, по приказу командующего операцией подполковника Митрошкина, так-же вернулись на исходные позиции. За время боя 29 декабря спецназовцы потеряли 1 человека убитым и 3 ранеными. Разведчики потеряли 2 человека ранеными. Бой 30 декабря 30 декабря начальником разведки группировки «Запад» были уточнены задачи подготовленным сводным штурмовым отрядам. В середине дня все три сводные группы выступили - операция началась. В 12.30 практически одновременно, каждый по своим маршрутам, начали выдвижение сводные отряды «Арал» и « Байкул». Группа «Тарас» вышла последней. За штурмовыми отрядами выдвинулись подразделения мотострелков. Уже на этом этапе к командирам постепенно пришло понимание того, что боевики прослушивают радиосвязь и хорошо осведомлены о плане штурма. На местах, определённых на карте, наступающих ожидали засады. Второй сводный отряд, в состав которого входили «Байкул» и «Сова», в это время оказался под ожесточённым огнём из миномётов и зенитной установки. Куда бы ни выходили разведгруппы, их ждали боевики, встречая шквальным огнём. Тем временем группы «Арал» с «Ромашкой» благополучно добрались до высоты, откуда накануне эвакуировали спецназовцев. В овраге обнаружили схроны с убитыми боевиками, прикрытые наскоро свежими листьями. К ночи боевики прекратили огонь - вероятно, получили приказ стягиваться ко входу в «Волчьи ворота» - в село Дуба-Юрт. «Байкул», находившийся впереди на некотором расстоянии от группы «Сова», обнаружил передвижение нескольких групп боевиков в сторону селения Дуба-Юрт. В темноте к Дуба-Юрту вереницей стекались светящиеся точки. Бой 31 декабря В 4 часа утра 31 декабря в штаб группировки пришла информация, что отряд «Тарас» ст. лейтенанта Тарасова, который действовал в непосредственной близости от селения Дуба-Юрт , попал в засаду и блокирован боевиками. Командование ставит задачу резерву 84-го развед.батальона - разведгруппе старшего лейтенанта Шлыкова (позывной «Нара») выдвинуться на южную окраину Дуба-Юрта и занять оборону у отметки 420.1 с целью не допустить прорыва боевиков. Все мотострелковые подразделения в тот момент выполняли задачи по блокированию высот восточнее селения. Кратчайший путь на отметку 420.1 проходил через Дуба-Юрт. Группе «Нара» ставилась задача находиться в указанном районе до подхода основных сил мотострелков, пока сводные штурмовые отряды будут уничтожать боевиков на направлении группы «Тарас». Как стало известно позже, группа «Тарас» не вышла в указанный район, запутавшись в поисках высот. Никаких сигналов об окружении на командный пункт группировки они не передавали. Идентифицировать голос не представлялось возможным. Очевидно, боевики заранее готовили дезинформацию в эфире. «Нара» под командованием заместителя командира 2-й разведывательной роты по воспитательной работе старшего лейтенанта Владимира Шлыкова на трёх БМП-2 в количестве 29 человек около 6 утра начала выдвигаться из исходного района в направлении Дуба-Юрта . Селение накрыл густой туман, видимость была практически нулевая. БМП двигались практически в сплошной темноте и густом тумане. Фары для маскировки были выключены. При въезде в село - приказ остановиться. Командир группы, связавшись с командованием операции, попросил подтверждение его действий в условиях ограниченной видимости района. Ждали минут двадцать. Затем снова команда: «Вперед!» Пропустив колонну на 400 метров в глубь села, боевики одновременно открыли огонь по разведчикам из всего, что у них было. Первый выстрел из гранатомёта попал в головную БМП-2 , в которой находился старший лейтенант Шлыков. Рядовой Сергей Воронин, который был рядом с командиром, получил смертельное ранение в живот. Под перекрёстным огнём разведчики спешились, заняв круговую оборону . Определить конкретные места расположения боевиков не представлялось возможным. Рассказывает Юрий Бабарин, в 1999 году рядовой, старший разведчик 84-го ОРБ : «Такое было ощущение, что горы ожили, то есть со всех сторон стрельба началась, пальба. Били со всех видов вооружения, с какого только можно придумать. Пулеметы, гранатометы. Мы практически часа два просто лежали, не могли поднять головы. Расчет у них был, наверное, такой, что пока темнота, они одну „бэху“ (БМП) подобьют, вторую…Готовились они основательно. Там, наверное, квадратного метра не было пустого, потому что там или мина, или снаряд от гранатомета. Там килограммов 10 свинца точно было на каждый квадратный метр.» Артиллерия не могла обеспечить качественного прикрытия ввиду плохой видимости. В селении российская колонна расстреливалась из гранатомётов, солдаты выбивались снайперами. Эфир наполнился криками о помощи. Однако задействовать авиацию оказалось невозможно, так как Дуба-Юрт покрывала густая пелена тумана. На помощь Шлыкову выступила «Акула», но вторая колонна была немедленно обстреляна при входе в селение. Разведчики рассредоточились и стали отстреливаться. Когда была подбита одна из БМП группы «Нара», её командир сержант Ряховский приказал наводчику уходить через десантное отделение, а сам открыл огонь по окружавшим его боевикам. На снятых самими боевиками кадрах видно, что к горящей машине никто не решается подойти, боевики держатся поближе к укрытию. После нескольких прямых попаданий в БМП взорвался боекомплект. Ряховский сгорел заживо, до последнего прикрывая товарищей. Механик-водитель этой же машины рядовой Николай Адамов был сражён пулей снайпера. Командир отделения младший сержант Шандер, получив ранение, вёл бой, пока второй гранатомётный выстрел не оборвал его жизнь. Рядовой Михаил Курочкин, гранатомётчик группы «Нара»: «Снайперы по нам работали. Огонь шёл со всех сторон. Видели, как боевики с гор спускались в село. Стреляли по нам и из домов этого села. Огонь был такой плотный, что разлетелись от попаданий пуль провода над дорогой. Вторая наша „бэха“ ещё не горела, её пулеметчик вёл огонь. Гранатометчик „духов“ подполз к ней поближе - первый выстрел срикошетил, взорвался за домами. Второй попал в башню БМП. Там погибает сержант Сергей Яскевич, ему оторвало правую ногу. Он до последних секунд жизни просил помощи по рации, так и умер с наушниками на голове. Вокруг этой БМП лежали наши погибшие и раненые.» В это время в расположении 84-го разведбата было принято решение вытащить группу «Нара» из Дуба-Юрта. На помощь погибающим сослуживцам выдвинулись остатки разведбата: связисты, повара, больные и раненые - человек 30-40, вооружённые автоматами для ближнего боя АК-74У . В это время в трёх километрах от Дуба-Юрта стоял 160-й танковый полк полковника Юрия Буданова . Как позже вспоминал подполковник танкового полка Олег Метельский: «Нашему полку был дан приказ - огня по Дуба-Юрту не открывать, так как это мирное село» . Майор 84-го разведбата Сергей Поляков отправился туда просить тягач, чтобы эвакуировать подбитые в селе БМП. Зажатым в кольце боевиков группам оказал поддержку комбат 160-го танкового полка Владимир Паков. С молчаливого согласия полковника Буданова, Паковым были направлены к месту сражения 2 танка Т-62 с экипажами из офицеров. К вечеру к ним присоединился и третий танк. По мнению командира разведгруппы «Ромашка» Соловьёва, без поддержки танков из кольца бойцы выйти бы не смогли. По-видимому, боевики не ожидали в селе танков, поэтому их появление вызвало замешательство и переломило ход сражения. Танки открыли огонь по позициям боевиков в селе, и под их прикрытием группе «Акула» на БМП удалось пробиться к окружённой группе «Нара» и начать эвакуацию раненых. Крайнюю машину группы «Акула» боевики зажали грузовиками БелАЗ , намереваясь отрезать пути отхода. Механик-водитель рядовой Эльдар Курбаналиев и младший сержант Михаил Сергеев, погибли. Уцелевшие БМП выпустили несколько дымовых гранат в сторону села. Под прикрытием дымов остатки разведчиков с ранеными смогли выйти из огневого мешка. Шесть часов ожесточённого боя практически уничтожили центр деревни. Подбитую технику и нескольких убитых бойцов эвакуировать не удалось Недалеко от села, в открытом поле на скорую руку развернули медпункт. Раненых выгружали прямо в грязь. Врачи здесь же оказывали им первую медицинскую помощь и отправляли в лазарет. Почти одновременно с расстрелом колонны в Дуба-Юрте находившихся в горах разведчиков и спецназовцев начинают интенсивно обстреливать боевики. После ночного перерыва возобновила огонь их зенитная установка. Пришлось вызывать авиацию и запрашивать огонь артиллерийского дивизиона, который стоял в Старых Атагах . Штурмовики из-за плотного огня боевиков и плохой видимости не смогли качественно отработать цели. Артиллерия федеральных войск частично подавила огневые точки противника, но заградительного огня не создала и вскоре перестала действовать. Последствия боя Потери разведывательного батальона составили 10 человек убитыми, 29 тяжелоранеными и 12 человек легкоранеными, которые отказались убыть в госпиталь. Невосполнимые потери бронетехники составили: БМП-2 - 3 единицы, БРМ-1 К - 1 единица. Через несколько месяцев в госпитале скончался ещё один участник боя в Дуба-Юрте из группы «Нара». На следующий день, 1 января, боевики всё ещё продолжали удерживать с. Дуба-Юрт. Через несколько дней состоялся обмен погибшими. Рядовой Михаил Курочкин, принимал участие в бою в составе группы «Нара»: «Прошло три дня. Спецназ привез трупы боевиков на обмен. Меня послали опознать убитых. Я хорошо знал Сережку Воронина. Незадолго до этой операции мы с ним делали наколки на руках. Лежат убитые: контрактникам „духи“ головы отрезали, а срочникам - уши. У Сережки лицо вытянулось, весь в грязи, ушей нет - отрезали. Лицо не узнать, так обезображен. Сначала узнал его по кофте. Говорю: „ Режьте кофту на левой руке. Если наколка - он“. Разрезали… Это Сережка Воронин. Меня всего трясло, колбасило, так страшно было…» Через несколько недель после расстрела второй роты разведбата в Дуба-Юрте спецназовцы уничтожили в горах Аргунского ущелья отряд боевиков. Среди трофеев была и запись боя, снятая боевиками. В кадрах, которые снимали примерно с трёхсот метров над селением, эпизоды боя в Дуба-Юрте 31 декабря 1999 года и утро 1 января 2000 года, когда бандиты рассматривают остатки сожжённой техники и трупы российских солдат. На видеосъёмке, сделанной боевиками, видно, как выглядело место побоища: сожжённые машины, тела погибших бойцов, которых товарищи не смогли вытащить с поля боя. В ходе штурма проявилось мужество российских рядовых и офицеров, но операция оказалась заведомо неудачной. Отряды вступили в бой с противником, превосходящим по численности, вооружению и техническому оснащению. Косность руководства в принятии решений также сыграла печальную роль. В некоторых случаях помощь гибнущим под обстрелом группам не оказывалась из страха быть наказанными за самовольные действия, приказы отдавались несвоевременно. Подозрения в предательстве командования После разгрома группы «Нара» 84-го разведбата, среди бойцов появилось стойкое убеждение, что их предало командование. Командир группы «Ромашка» А. Соловьёв в своём интервью признаётся, что уже на стадии подготовки операции, он сталкивался с малообъяснимым поведением командования, а именно подполковника Митрошкина. Ему до сегодняшнего дня не понятно, почему на рекогносцировку командиров вывезли в сам Дуба-Юрт, ведь действия планировалось проводить на высотах. Отдельные обрывки фраз, переданные майором, наталкивают на мысль о предательстве в кругах командования. Рассказывает старший лейтенант Александр Соловьёв: «Пока мы на окраине села рассматривали хребты и сопки, подполковник Митрошкин взял несколько магазинов к пистолету, пару гранат, сигнальные ракеты и одного из нас - старшего лейтенанта Тарасова. Нам подполковник сказал: „Поеду в комендатуру Дуба-Юрта, узнаю обстановку в селе. Если увидите красную ракету - спасайте меня“. У Митрошкина в тот момент было все: карта, номера радиочастот, на которых мы потом работали, наши позывные, схема связи с артиллерией и авиацией. Уезжал подполковник в Дуба-Юрт по той же схеме, что и генерал Вербицкий, пересаживаясь в чеченский джип. Когда минут через 40 подполковник и старший лейтенант вернулись, Митрошкин сказал нам: „Быстрей уезжаем отсюда!“ С Тарасова пот лил градом. Мы его спрашиваем: „Ты что так вспотел?..“ Он ответил: „В этой деревне все вооружены до зубов и одеты в натовскую форму“. - „Вы хоть коменданта нашли?..“ - „Какой там комендант может быть?!“ Потом, когда все наши разошлись, я задержался и слышал, как Митрошкин сказал Тарасову: „Старший лейтенант Тарасов, я тебе уточню задание“. Невольно я услышал это уточнение: „С тобою сегодня ночью будут работать чеченские разведчики“. Помню, я был очень удивлен: какие у чеченцев могут быть разведчики???» Чуть позже командование выстроило разведчиков у подножия гор - так, что все три разведотряда, которым предстояло выполнять секретное задание, отлично просматривались засевшими в горах боевиками. Даже посчитать наших разведчиков можно было по головам… В этот же день на сопках Аргунского ущелья они все попали в засады. А на следующий день - новый приказ: «Вперед, туда же!» . Другой участник Владимир Паков утверждает, что и командира группировки «Запад» и самого подполковника Мирошкина и других командиров он знает хорошо и в их предательство не верит. По его мнению, боевики, имея в своём распоряжении более совершенные приборы связи, настроились на частоту, что подтверждается фактами радиоигры в ходе штурма. Однако после кровопролитного боя, командование разведывательного батальона ожидало новое «сражение» - сражение со следователями особого отдела. Только Александра Соловьёва вызывали на допрос около одиннадцати раз, причём, по его словам, оказывали сильнейшее психологическое давление. Выяснилось, что никаких официальных приказов о разведывательной операции 29-31 декабря 1999 года не существовало, вину за гибель людей и провал штурма попытались возложить на непосредственных командиров. Особенно интересовались кандидатурой Пакова, самовольно использовавшего танки и оказавшего решающее влияние на исход боя. Вспоминает сержант Олег Кучинский: «Совсем скоро в палатку зашли офицеры из командования группировки и особого отдела. Искали стрелочников. …Они выслушали нас минут тридцать и поняли, что нужно быстренько уходить отсюда, иначе будет беда в этой палатке. Понимали, что нужно сдержать тех ребят, чтоб они сейчас горячки не натворили. Иначе будет беда. Если они пойдут в штаб и им кто-то что-то не так скажет, - а у всех же автоматы, пулеметы… Они как станут перед этим командным пунктом - а до командного пункта полтора километра только идти… Они разнесут там все. Ну и все чувствовали, каждый чувствовал, что это было предательство». Вопрос об осведомлённости боевиков о всех действиях российских групп был поставлен уже в первые дни боя, была выявлена даже причина такой информированности - доступность радиочастоты. Однако решения проблемы так и не последовало. В попытках обвинить в смерти бойцов непосредственных командиров также особенно виден страх высшего руководства за собственное благополучие. На фоне всего произошедшего не удивительно, что большинство участников боевых действий до сегодняшнего дня считают трагедию, разыгравшуюся в Аргунском ущелье, предательством. Что еще почитать Правила перевозок грузов автомобильным транспортом Постановление Правительства РФ от 15 апреля 2011 г. № 272 "Об утверждении Правил перевозок грузов автомобильным... Рецепт: Хлеб пита - Классический рецепт подробный и очень простой с раскрытием секрета приготовления Похожие лепешки любят по всему Средиземноморью: в Иерусалиме пита идет рука об руку с фалафелем, в арабских странах в... Гражданская война в парагвае 1947 09.07.2013 , Русские Парагвая. Или, - как белогвардейцы выиграли войну в Америке «Если нельзя было спасти... Search for: ПОСЛЕДНИЕ ЗАПИСИ Страдание кирика и иулитты Как правильно варить овсянку на молоке: самые полезные рецепты Крестное знамение - троеперстие и двоеперстие - святые - история - каталог статей - любовь безусловная Как закатать сок из ягод? Повесть "Собачье сердце": история создания и судьба Категории Здоровье Красота Кухня Дом Мода Волосы Мода и стиль nanbaby.ru - Здоровье и красота. Мода. Дети и родители. Досуг. Быт. Дом