Что добавляла елена боннер в кофе сахарову. Сахаров-Боннэр: Гений под каблуком у Лисы. Почему Дмитрию Сахарову было стыдно за своего отца

Полина внучка Сахарова с папой Димой.

* Почему Дмитрию Сахарову было стыдно за своего отца?

* Из-за чего г-жа Боннэр отказалась смотреть на неизвестный портрет Андрея Дмитриевича, выставленный недавно в Нью-Йорке?

* Как Елене Боннэр удалось кинуть самого ушлого олигарха Бориса Березовского?

* Почему соратники академика не уважают вторую жену Сахарова?

* Почему внучка ученого Полина Сахарова ничего не знает о своем знаменитом деде?

Ответы на эти вопросы - штрихи к портрету Андрея Сахарова, выдающегося ученого, правозащитника и во многом противоречивого человека. В канун круглой исторической даты, а 12 августа - 50 лет со дня испытания первой водородной бомбы, создателем которой считается Сахаров, мы отыскали сына прославленного академика. 46-летний Дмитрий по образованию физик, как и его отец. Это его первое интервью для российской прессы.

- Вам нужен сын академика Сахарова? Он живет в США, в Бостоне. А зовут его Алексей Семенов, - горько пошутил Дмитрий Сахаров, когда мы договаривались о встрече по телефону. - На самом же деле Алексей - сын Елены Боннэр. Эта женщина стала второй женой Андрея Сахарова после смерти моей матери - Клавдии Алексеевны Вихиревой. Почти 30 лет Алексей Семенов раздавал интервью как «сын академика Сахарова», в его защиту на все лады голосили забугорные радиостанции. А я при живом отце чувствовал себя круглой сиротой и мечтал, чтобы папа проводил со мной хотя бы десятую часть того времени, которое он посвящал отпрыскам моей мачехи.

Злая мачеха.

Дмитрий много раз перечитывал книги воспоминаний Андрея Сахарова. Пытался понять, почему так случилось, что любящий отец вдруг отдалился от него и сестер, женившись на Елене Боннэр. Даже подсчитывал, сколько раз Сахаров упоминал в книгах о родных детях и детях второй жены. Сравнение было не в пользу Дмитрия и его старших сестер - Татьяны и Любы Сахаровых. О них академик писал как бы между прочим, а Татьяне и Алексею Семеновым посвятил в мемуарах десятки страниц. И это неудивительно.

Когда умерла мама, мы некоторое время продолжали жить вместе - папа, я и сестры. Но после женитьбы на Боннэр отец ушел от нас, поселившись в квартире мачехи, - рассказывает Дмитрий. - Таня к тому времени вышла замуж, мне едва исполнилось 15 лет, и родителей мне заменила 23-летняя Люба. С ней вдвоем мы и хозяйничали. В своих воспоминаниях отец пишет, что старшие дочери настраивали меня против него. Это неправда. Просто в дом, где папа жил с Боннэр, меня никто никогда не приглашал. Туда я приходил редко, вконец соскучившись по отцу. А Елена Георгиевна ни на минуту не оставляла нас один на один. Под строгим взором мачехи я не осмеливался говорить о своих мальчишеских проблемах. Было что-то вроде протокола: совместный обед, дежурные вопросы и такие же ответы.

- Сахаров писал, что содержал вас, давая в месяц по 150 рублей.

А Сахаров с родными детьми, пока еще вместе.

Это правда, но здесь интересно другое: деньги отец никогда не отдавал в руки мне или сестре. Мы получали почтовые переводы. Скорее всего, отправлять деньги почтой ему посоветовала Боннэр. Похоже, она предусмотрела такую форму помощи на случай, если бы я вдруг стал говорить, что отец не помогает мне. Но эти алименты он перестал отсылать, как только мне исполнилось 18 лет. И тут ни к чему не придерешься: все по закону.

Обижаться на отца Дмитрий и не думал. Он понимал, что его отец - выдающийся ученый, гордился им и, повзрослев, старался не придавать значения странностям в их с ним отношениях. Но однажды ему все же стало неловко за своего знаменитого родителя. Во время горьковской ссылки Сахаров объявил вторую по счету голодовку. Он требовал, чтобы Советское правительство выдало разрешение на выезд за границу невесте сына Боннэр - Лизе.
- В те дни я приехал в Горький, надеясь убедить отца прекратить бессмысленное самоистязание, - рассказывает Дмитрий. - Между прочим, Лизу я застал за обедом! Как сейчас помню, она ела блины с черной икрой. Представьте, как мне стало жаль отца, обидно за него и даже неудобно. Он, академик, известный на весь мир ученый, устраивает шумную акцию, рискует своим здоровьем - и ради чего? Понятно, если бы он таким образом добивался прекращения испытаний ядерного оружия или требовал бы демократических преобразований… Но он всего лишь хотел, чтобы Лизу пустили в Америку к Алексею Семенову. А ведь сын Боннэр мог бы и не драпать за границу, если уж так любил девушку. У Сахарова сильно болело сердце, и был огромный риск, что его организм не выдержит нервной и физической нагрузки. Позже я пробовал говорить с отцом на эту тему. Он отвечал односложно: так было нужно. Только вот кому? Конечно, Елене Боннэр, это она подзуживала его. Он любил ее безрассудно, как ребенок, и был готов ради нее на все, даже на смерть. Боннэр понимала, насколько сильно ее влияние, и пользовалась этим. Я же до сих пор считаю, что эти шоу сильно подорвали здоровье отца. Елена Георгиевна прекрасно знала, насколько голодовки губительны для папы, и прекрасно понимала, что подталкивает его к могиле.

Голодовка действительно не прошла для Сахарова даром: сразу же после этой акции у академика случился спазм сосудов мозга.

Академик-подкаблучник.

Когда дети, зять и невестка Боннэр один за другим упорхнули за бугор, эмигрировать хотел и Дмитрий. Но отец и мачеха в один голос сказали, что не дадут ему разрешения на выезд из Союза.

- Почему вы хотели сбежать из СССР, неужели вашей жизни угрожала опасность?

Нет. Я, как и Татьяна Семенова с Алексеем, мечтал о сытой жизни на Западе. Но, похоже, мачеха боялась, что я могу стать конкурентом ее сыну и дочери, и - самое главное - опасалась, что откроется правда о настоящих детях Сахарова. Ведь в таком случае ее отпрыскам могло достаться меньше благ от зарубежных правозащитных организаций. А отец слепо шел у жены на поводу.

Лишенный отцовских денег, Дима зарабатывал на жизнь сам. Еще студентом он женился, и у него родился сын Николай. Жена тоже училась в вузе. Молодой семье приходилось нередко голодать, но отнюдь не по политическим мотивам, как академику, - стипендии не хватало даже на еду. Как-то, отчаявшись, Дмитрий в очередной раз занял у соседки 25 рублей. На трешку купил еды, а за 22 целковых приобрел электрическое точило и принялся обходить квартиры граждан, предлагая наточить ножи, ножницы и мясорубки.

Обращаться к отцу за помощью не хотелось, - говорит Дмитрий. - Да и наверняка он отказал бы мне. Не пошел я к нему с просьбой о поддержке и позже, когда сломал ногу. Выкручивался, как мог, не дали пропасть друзья.

Дмитрий и его сестры постепенно привыкли свои беды и проблемы решать самостоятельно. Даже в святые для их семьи дни - годовщины смерти матери - они обходились без отца.

Я подозреваю, что отец, ни разу не навещал могилу нашей мамы с тех пор, как женился на Елене Георгиевне. Понять этого я не мог. Ведь, как мне казалось, папа очень любил маму при ее жизни. Что с ним случилось, когда он стал жить с Боннэр, не знаю. Он словно покрылся панцирем. Когда у Любы при родах умер первый ребенок, отец даже не нашел времени к ней приехать и выразил соболезнование по телефону. Подозреваю, что Боннэр ревниво относилась к его прежней жизни и он не хотел ее расстраивать.

Елена Боннер

Оплеухи по лысине.

Во время горьковской ссылки в 1982 году в гости к Андрею Сахарову приехал тогда еще молодой художник Сергей Бочаров. Он мечтал написать портрет опального ученого и правозащитника. Работал часа четыре. Чтобы скоротать время, разговаривали. Беседу поддерживала и Елена Георгиевна. Конечно, не обошлось без обсуждения слабых сторон советской действительности.

Сахаров не все видел в черных красках, - признался Бочаров в интервью «Экспресс газете». - Андрей Дмитриевич иногда даже похваливал правительство СССР за некоторые успехи. Теперь уже не помню, за что именно. Но за каждую такую реплику он тут же получал оплеуху по лысине от жены. Пока я писал этюд, Сахарову досталось не меньше семи раз. При этом мировой светило безропотно сносил затрещины, и было видно, что он к ним привык.

Тогда художника осенило: писать надо не Сахарова, а Боннэр, потому что именно она управляет ученым. Бочаров принялся рисовать ее портрет черной краской прямо поверх изображения академика. Боннэр полюбопытствовала, как идут дела у художника, и глянула на холст. А увидев себя, пришла в ярость и кинулась размазывать рукой масляные краски.

Я сказал Боннэр, что рисовать «пенька», который повторяет мысли злобной жены, да еще терпит побои от нее, я не хочу, - вспоминает Сергей Бочаров. - И Боннэр тут же выгнала меня на улицу.

А на прошлой неделе в Нью-Йорке проходила выставка картин Бочарова. Художник привез в США и тот самый незаконченный этюд Сахарова 20-летней давности.

Я специально пригласил на выставку Елену Георгиевну. Но, видимо, ей доложили о моем сюрпризе, и она не пришла смотреть картины, сославшись на болезнь, - говорит Бочаров.

Украденное наследство.

О трепетном отношении к деньгам Елены Боннэр ходят легенды. Об одном таком случае Дмитрию рассказали люди, близко знающие вдову Сахарова.

У Елены Георгиевны есть внук Матвей. Это сын ее старшей дочери. Любящая бабушка повергла в шок всю семью, когда подарила Моте на свадьбу чайный сервиз. Накануне она нашла его на одной из бостонских помоек. Чашки и блюдца, правда, были без царапин, ведь странные американцы иногда выбрасывают не только старые вещи, но и те, которые просто разонравились.

Расчетливость Боннэр ярко проявилась, и когда пришла пора раздавать наследство ее умершего мужа.

Завещание составлялось при активном участии мачехи, - рассказывает Дмитрий. - Поэтому неудивительно, что право распоряжаться литературным наследством отца досталось Боннэр, а в случае ее смерти - ее дочери Татьяне. Мне и моим сестрам отошла часть дачи в Жуковке. Не буду называть денежные суммы, но доля детей мачехи была больше. Елена Георгиевна сама продала дачу и выдала нам наличные. Но самым виртуозным образом она поступила с деньгами Березовского! Два года назад музей Сахарова в Москве был на грани закрытия - не было средств на его содержание и зарплату сотрудникам. Тогда олигарх подбросил с барского плеча три миллиона долларов. Боннэр тут же распорядилась направить эти деньги на счет Фонда Сахарова в США, а не в России! Причем эта зарубежная организация активно занимается не столько благотворительностью, сколько коммерцией. Теперь миллионы крутятся на счетах в США, а музей отца по-прежнему влачит жалкое существование, - уверяет Дмитрий. - Чем занимается Фонд Сахарова в Бостоне, для меня большая загадка. Изредка он напоминает о себе выступлениями в западной прессе, проводятся какие-то вялые акции. Фондом занимается сама Боннэр.

В Бостоне живет и старшая сестра Дмитрия - Татьяна Сахарова-Верная. Она несколько лет назад уехала туда вслед за дочерью, вышедшей замуж за американца. К деятельности Фонда Сахарова в США Татьяна не имеет никакого отношения. И, как она призналась нам по телефону, ей тоже не известно, чем занимается американский фонд имени ее отца.

А не так давно в Бостоне открылся еще один архив Сахарова. Возглавила его Татьяна Семенова. Зачем понадобился близнец - непонятно, ведь организация точно с таким же названием уже давно успешно работает в России. Недавно стало известно, что правительство США отвалило этой непонятной американской структуре полтора миллиона долларов. То есть детям и внукам Боннэр теперь с лихвой хватит денег на богатые квартиры, особняки и лимузины.

Вместо послесловия.

Дмитрий живет в центре Москвы в добротной «сталинке». Профессиональным физиком он так и не стал. По его словам, сейчас он занимается «небольшим частным бизнесом». С Еленой Боннэр после смерти отца ни разу не разговаривал. Во время редких наездов в Россию вдова не пытается с ним связаться. В позапрошлом году Дмитрия пригласили на празднование 80-летия Андрея Сахарова в бывший Арзамас-16 (сейчас это город Саров). Коллеги отца не позвали на торжества Боннэр.

Сотрудники Андрея Сахарова по «ящику» не любят вспоминать об Елене Георгиевне, - говорит Дмитрий. - Они считают, что если бы не она, то, возможно, Сахаров мог бы вернуться в науку.

Во время нашей беседы я, наверное, не очень-то прилично озиралась по сторонам, стараясь отыскать на стенах, в шкафах, на полках хотя бы одну маленькую фотокарточку «отца» водородной бомбы. Но нашла на книжной полке лишь единственный снимок из семейного архива - старик держит на руках маленького мальчика.

Этот мальчик я. А старик - отец моей матери, Клавдии Вихиревой, - объясняет Дмитрий. - Этот снимок мне дорог.

Есть ли в вашем доме хотя бы один портрет Андрея Сахарова?

Иконы нет, - усмехнулся сын академика.

Может, поэтому Полина, 6-летняя дочь Дмитрия, даже не вспомнила, как зовут ее деда. А уж чем он занимался, не знает и подавно.

Прощание сына с отцом: впервые за
долгие годы между ними нет Боннэр

Кстати.

В Москве до сих пор нет памятника Андрею Сахарову, хотя столичное правительство еще 10 лет назад предложило установить его на Тверском бульваре. Но по каким-то своим, непонятным славянскому разуму соображениям, Елена Боннэр всегда выступает категорически против.

В городе Мерве Закаспийской области Туркменской ССР (ныне город Мары в Туркмении).

В 1937 году Елена Боннэр окончила седьмой класс средней школы в Москве.

26 мая 1937 года был арестован отчим Елены Геворк Алиханов (Алиханян), работник Коминтерна. 13 февраля 1938 года приговорен к высшей мере наказания, расстрелян в тот же день (в 1954 году реабилитирован).
10 декабря 1937 года была арестована мать Елены Руфь Боннэр. 22 марта 1938 года приговорена к восьми годам лагерей (в 1946 году освобождена, в 1954 году реабилитирована).

После ареста родителей Елена Боннэр уехала к бабушке в Ленинград (ныне — Санкт-Петербург).

В 1940 году окончила среднюю школу и поступила на вечернее отделение факультета русского языка и литературы Ленинградского педагогического института имени Герцена.
В 1941 году, окончив курсы медсестер, пошла в армию добровольцем . В октябре 1941 года получила тяжелое ранение и контузию. После излечения была направлена в качестве медсестры в военно-санитарный поезд №122, где служила до мая 1945 года. В 1943 году стала старшей медсестрой, получила звание младший лейтенант медслужбы, в 1945 году — звание лейтенант медслужбы.
В мае 1945 года Елена Боннэр была направлена в расположение Беломорского военного округа на должность заместителя начальника медчасти отдельного саперного батальона.
В августе 1945 года была демобилизована. В 1947-1953 годах Елена Боннэр училась в Первом Ленинградском медицинском институте (ныне Санкт-Петербургский государственный медицинский университет им. академика И. П. Павлова).

Работала участковым врачом, врачом-педиатром родильного дома, была заведующей практикой и учебной частью медицинского училища в Москве, работала по командировке Минздрава СССР в Ираке.

Елена Боннэр занималась литературной работой: печаталась в журналах "Нева", "Юность", в "Литературной газете", в газете "Медработник". Участвовала в сборнике "Актеры, погибшие на фронтах Отечественной войны". Была одним из составителей книги "Всеволод Багрицкий, дневники, письма, стихи". Писала для программы "Юность" всесоюзного радио, сотрудничала в литературной консультации Союза писателей в качестве внештатного литконсультанта, была редактором в ленинградском отделении издательства "Медгиз".

В 1938 году Елена Боннэр стала членом ВЛКСМ. В 1964 году стала кандидатом в члены КПСС. В 1965 году стала членом КПСС. В 1972 году вышла из КПСС.

В 1970 году Боннэр познакомилась с Андреем Сахаровым, в 1972 году вышла за него замуж.
В 1974 году основала фонд помощи детям политзаключенных в СССР.
В 1975 году представляла Андрея Сахарова на церемонии вручения ему Нобелевской премии мира в Осло (Норвегия).
В 1976 году была одним из основателей Группы содействия выполнению Хельсинских соглашений в СССР (МХГ).
В 1980 года супруг Елены Боннэр Андрей Сахаров был сослан в Горький (ныне — Нижний Новгород). В мае 1984 года Елена Боннэр была арестована. В августе 1984 года Горьковским областным судом признана виновной по статье 190-1 УК РСФСР ("систематически распространяла в устной форме заведомо ложные измышления, порочащие советский государственный и общественный строй"), назначенная мера наказания — пять лет ссылки в Горьком.

В декабре 1986 года вместе с Андреем Сахаровым вернулась в Москву.

Принимала участие в создании общественного объединения "Мемориал", клуба "Московская трибуна".
В январе 1990 года по инициативе Елены Боннэр была создана Общественная комиссия по увековечению памяти академика Андрея Сахарова, который скончался 14 декабря 1989 года.
В мае 1991 года под руководством Елены Боннэр в Москве прошел I Международный Конгресс памяти Андрея Сахарова "Мир, прогресс, права человека". В 1994 году был открыт Архив Сахарова. В 1996 году был открыт Музей и общественный центр "Мир, прогресс, права человека" имени Андрея Сахарова.

В 1997 году Елена Боннэр стала членом Инициативной группы "Общее действие", созданной представителями правозащитных организаций.
Елена Боннэр была председателем Фонда Сахарова. До 1994 года была членом комиссии по правам человека при президенте России.
Была членом Совета директоров международной лиги прав человека при ООН, принимала участие в конференциях ООН по правам человека (Вена, Австрия), сессиях Комиссии ООН по правам человека (Женева, Швейцария).

Елена Боннэр имела звание почетного доктора права нескольких американских и европейских университетов, премии и награды ряда общественных правозащитных организаций, а также награду Международного Пресс-центра и Клуба Москва "За свободу Прессы" (1993).

Она являлась автором книг: "Постскриптум. Книга о горьковской ссылке" (1988), "Звонит колокол… Год без Андрея Сахарова" (1991), "Дочки-матери" (1991), "Вольная заметка к родословной Андрея Сахарова" (1996); публицистических материалов в российской и зарубежной прессе.

У Елены Боннэр было двое детей от первого брака — дочь Татьяна (1950 года рождения) и сын Алексей (1956 года рождения). С их отцом, Иваном Семеновым, она развелась в 1965 году.

Дети Боннэр в 1977 году эмигрировали в США.

Похоронена на Востряковском кладбище рядом с мужем — Андреем Сахаровым.

Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников

«имплантация еврейской воли в качестве интеллигентской совести»

«…в начале, при том что я была медсестрой и мобилизована как медсестра, меня поставили на совсем другую должность. Была такая должность, ее очень быстро ликвидировали - помощник политрука…»

«Кончался август 1968 года, пражские события. Я гостила во Франции у маминой сестры. Мне все было ни к чему - Париж, бульвары, музеи. Даже Ника Самофракийская. Я буквально погибала от боли, стыда и вины. Я думала, что так же, как я, мучается моя страна и мне нужно быть дома. А у меня обратный билет на 15 сентября. И каждый день надо знакомиться с новой порцией родни. Пришла жена троюродного брата с десятилетним сыном.

Войдя, он молча встал у стены. Его спросили: "Почему ты не здороваешься с кузиной?" И он, глядя мне в глаза, сказал: "Я не подаю руки русскому офицеру"»

«Из КПСС Елена Боннер вышла в 70-х годах, по-моему в 72-ом, лет за 20 до того, как из партии коммунистов начался массовый исход. Ну, а остальное известно всем. Елена Боннер - одна из основательниц правозащитного движения в СССР, жена, друг и ближайший соратник академика Андрея Дмитриевича Сахарова , хранитель его наследия. А официальных должностей Елена Боннер не занимала нигде и никогда»

Сахаров с родными детьми Боннер со своими детьми Сахаров с Боннер

У академика Сахарова было трое родных детей – Люба , Таня и Дмитрий . У Боннер Сахаров принял ее двоих детей – Татьяну и Алексея «Семеновых» . И его невестку Лизу . В официальной историографии именно они и проходят как «дети академика Сахарова», до сих пор получая гранты…

Рассказывает родной сын Сахарова
Дмитрий: «Когда умерла мама, мы некоторое время продолжали жить вместе - папа, я и сестры. Но после женитьбы на Боннэр отец ушел от нас, поселившись в квартире мачехи. Таня к тому времени вышла замуж, мне едва исполнилось 15 лет, и родителей мне заменила 23-летняя Люба. С ней вдвоем мы и хозяйничали. В своих воспоминаниях отец пишет, что старшие дочери настраивали меня против него. Это неправда. Просто в дом, где папа жил с Боннэр, меня никто никогда не приглашал. Туда я приходил редко, вконец соскучившись по отцу. А Елена Георгиевна ни на минуту не оставляла нас один на один. Под строгим взором мачехи я не осмеливался говорить о своих мальчишеских проблемах. Было что-то вроде протокола: совместный обед, дежурные вопросы и такие же ответы ».
«…деньги отец никогда не отдавал в руки мне или сестре. Мы получали почтовые переводы. Скорее всего, отправлять деньги почтой ему посоветовала Боннэр. Похоже, она предусмотрела такую форму помощи на случай, если бы я вдруг стал говорить, что отец не помогает мне. Но эти алименты он перестал отсылать, как только мне исполнилось 18 лет ».
«Во время горьковской ссылки Сахаров объявил вторую по счету голодовку. Он требовал, чтобы Советское правительство выдало разрешение на выезд за границу невесте сына Боннэр – Лизе

…В те дни я приехал в Горький, надеясь убедить отца прекратить бессмысленное самоистязание. Между прочим, Лизу я застал за обедом! Как сейчас помню, она ела блины с черной икрой.
Представьте, как мне стало жаль отца, обидно за него и даже неудобно. Он, академик, известный на весь мир ученый, устраивает шумную акцию, рискует своим здоровьем - и ради чего? Понятно, если бы он таким образом добивался прекращения испытаний ядерного оружия или требовал бы демократических преобразований… Но он всего лишь хотел, чтобы Лизу пустили в Америку к Алексею Семенову ».

Портрет
«Во время горьковской ссылки в 1982 году в гости к Андрею Сахарову приехал тогда еще молодой художник Сергей Бочаров . Он мечтал написать портрет опального ученого и правозащитника. Работал часа четыре. Чтобы скоротать время, разговаривали. Беседу поддерживала и Елена Георгиевна. Конечно, не обошлось без обсуждения слабых сторон советской действительности.
- Сахаров не все видел в черных красках, - признался Бочаров в интервью «Экспресс газете». - Андрей Дмитриевич иногда даже похваливал правительство СССР за некоторые успехи. Теперь уже не помню, за что именно. Но за каждую такую реплику он тут же получал оплеуху по лысине от жены. Пока я писал этюд, Сахарову досталось не меньше семи раз. При этом мировой светило безропотно сносил затрещины, и было видно, что он к ним привык.
Тогда художника осенило: писать надо не Сахарова, а Боннэр, потому что именно она управляет ученым. Бочаров принялся рисовать ее портрет черной краской прямо поверх изображения академика. Боннэр полюбопытствовала, как идут дела у художника, и глянула на холст. А увидев себя, пришла в ярость и кинулась размазывать рукой масляные краски.
- Я сказал Боннэр, что рисовать «пенька», который повторяет мысли злобной жены, да еще терпит побои от нее, я не хочу, - вспоминает Сергей Бочаров. - И Боннэр тут же выгнала меня на улицу» »

У Елены Георгиевны есть внук Матвей . Это сын ее старшей дочери. Любящая бабушка повергла в шок всю семью, когда подарила Моте на свадьбу чайный сервиз. Накануне она нашла его на одной из бостонских помоек. Чашки и блюдца, правда, были без царапин, ведь странные американцы иногда выбрасывают не только старые вещи, но и те, которые просто разонравились.

Из книги С.П.Капицы «Мои воспоминания »

«Елена Боннэр обратилась к отцу с просьбой подписать письмо в защиту одного диссидента. Отец отказался, сказав, что он никогда не подписывает коллективных писем, а если это надо - пишет сам кому надо. Но чтобы как-то смягчить это дело, пригласил Сахаровых отобедать. Когда обед закончился, отец, как обычно, позвал Андрея Дмитриевича к себе в кабинет поговорить. Елена Боннэр моментально отреагировала: "Андрей Дмитриевич будет говорить только в моем присутствии". Действие было как в театре: длинная пауза, все молчали. Наконец отец сухо сказал: "Сергей, проводи, пожалуйста, гостей". Гости встали, попрощались, отец не вышел с ними в переднюю, там они оделись, и я проводил их до машины ».

Из воспоминаний Петра Александрова «Самый человечный человек »

Первое отрицательное отношение к идеям Сахарова у Александрова возникло, когда его назначили научным руководителем программы атомных подводных лодок. В своих воспоминаниях Александров говорит о том, как был поражён идеей Сахарова вооружить подводные лодки оружием совершенно необычайной ядерной мощности для наиболее «эффективного» применения его против Америки. Проект состоял в инициировании синхронизированными подводными взрывами гигантской приливной волны, которая должна была прокатиться через весь североамериканский континент, смыв всё живое.

«То есть, - говорит АП, - речь шла не о войне против армии, флота или каких-то военных объектов, а именно о тотальном уничтожении людей »…

«Очень резко, - рассказывает Пётр Александров, - высказался АП в адрес Сахарова, когда тот нашёл моральное оправдание угонщикам самолёта после убийства стюардессы Надежды Курченко . Сахаров считал, что борьба против запрета на свободный выезд из СССР оправдывает захват самолёта и убийство, тогда как, по мнению АП, никакие политические догмы не могут оправдать убийства людей, не причастных к этой борьбе». Мотивы голодовки Сахарова он также не принимал: «Я не верю человеку, - говорил он, - который бросил своих детей от первой жены и голодает из-за того, что не выпускают за границу невесту сына его новой жены ». Но именно он пошёл к Брежневу и убедил последнего принять правильное решение, после чего Сахаров голодовку прекратил.

Из мемуаров А.Д. Сахарова
«По местам боевой славы»: «....На официальном обеде я сидел рядом с мадам Миттеран ... Люся [Боннер] между президентом Миттераном и Ген.Секретарем ООН Пересом де Куэляром ...Переводчик был со мной, и после полутора часов беседы на английском Люся очень устала...11 декабря мы отправились на прогулку по Парижу. В 1968 Люся провела здесь целый месяц, ходила везде, где хотела. На этот раз нас сильно ограничивала служба безопасности... Мы хотели сходить на Пляс Пигаль и купить колготки с люрексом, но охрана не разрешила, из-за опасения толпы и преступников... Колготки пришлось купить в дико дорогом магазине, не совсем те, какие хотелось.. Кoгда мы проезжали по району секс-шопов и порно-кинотеатров, мы встретили знакомую пару, мирно там прогуливавшуюся. Это был талантливый бард Булат Окуджава, старый Люсин друг, и его жена ...»*

«Несколько слов о том, как я отношусь к палестинской проблеме в целом. Несомненно, каждый народ имеет право на свою территорию – это относится и к палестинцам, и к израильтянам, и, скажем, к народу крымских татар. После трагедии, разыгравшейся в 40-х годах, палестинцы стали объектом манипулирования, политической игры и спекуляции... Давно можно было бы расселить беженцев по богатейшим арабским странам ...» (с. 529)**.

Беседа Сахарова и Боннэр с женой Солженицына

«Дух славянофильства на протяжении столетий

представлял собою страшное зло»

«[Она] сказала: как я могу... придавать большое значение проблеме эмиграции, когда... в стране так много гораздо более важных, гораздо более массовых проблем? Она говорила, в частности, о том, что миллионы колхозников по существу являются крепостными, лишены права выйти из колхоза и уехать жить и работать в другое место. По поводу нашей озабоченности [дать детям образование за рубежом] Аля сказала, что миллионы родителей в русском народе лишены возможности дать своим детям вообще какое-либо образование. Возмущенная дидактическим тоном обращенной ко мне “нотации” Натальи Светловой, Люся воскликнула:
– На...ть мне на русский народ! Вы ведь тоже манную кашу своим детям варите, а не всему русскому народу.
Люсины слова о русском народе в этом доме, быть может, звучали “кощунственно” [в кавычки слово “кощунственно” поставил почему-то сам академик]. Но по существу и эмоционально она имела на них право » (с. 577).

«Причиной депортации было объявлено сотрудничество крымскотатарского народа с немцами во время оккупации Крыма. ...Несомненно, однако, что делать ответственным за индивидуальные преступления – если они имели место – целый народ недопустимо ни во время войны, ни спустя почти сорок лет! » (с. 463). «Днем я ездил в троллейбусе и мог убедиться, как относятся литовцы к русским... Как только я садился на сиденье рядом с литовцем или литовкой, они демонстративно отворачивались или пересаживались на другое место. Несомненно, они имеют на это право » (с. 631).

Андрей Дмитриевич Сахаров с восхищением описывает поведение Сергея Адамовича Ковалева на суде. Когда публика в зале отреагировала без сочувствия, смешками, тот крикнул: «Я не буду говорить перед стадом свиней! » (с. 633)***.

Суккуб Боннер
дочь Руфи Боннэр, вышедшей второй раз замуж за первого секретаря Компартии Армении Геворка Алиханяна , можно назвать «характерным представителем института еврейских жен ». Ее матримониальные похождения были весьма увлекательными, начиная с того, что она телефонными наветами отбила мужа у своей подруги, затем во время войны ее похождения продолжились в санитарном поезде, где она пробыла любовницей главврача В.Дорфмана , потом были другие крупные чиновники. Говорят , что именно мать гражданки Боннэр активно помогала дочке, любившей пожить красиво, в поисках выгодных ухажёров. После событий с ее последним любовником – крупным инженером Моисеем Злотником , который занимал пост начальника производственного отдела Главхимпрома в Наркомате химической промышленности СССР, по поводу убийства им своей беременной жены, когда «Люся Б .» проходила свидетелем на следствии, она вдруг исчезла. Но уже в 1948 году начался роман с крупным хозяйственником Яковом Киссельманом , человеком состоятельным и, естественно, весьма немолодым. «Роковая женщина» к этому времени сумела поступить в медицинский институт, где одновременно сошлась с молодым И.Киселевым , от которого родила детей, продолжая сожительствовать и Киссельманом .
Характерно, что «видная правозащитница» уже в конце 60-х годов из «железного занавеса СССР» ездила во Францию. Сразу после этой поездки в 1970-м она намертво вцепилась в сосредоточенного на физике, но отличавшегося мягко говоря редким дилетанством в общественно-политической сфере академика Сахарова, «имплантировав ему еврейскую волю в качестве интеллигентской совести ». Боннер, по сути, являлась суккубом - не только подменив вдовцу родных детей на своих собственных, до сих пор получающих дивиденды со своей причастности к имени Сахарова, но и полностью котролировала своего мужа-подкаблучника. Начиная от слов, которых он произносил в интервью, заканчивая встречами с его друзьями и финансами. Но Бог им судья.
_______________
* page 75, "Moscow and Beyond" 1986 to 1989, Andrei Sakharov , translated by Antonina Bouis , published in the United States by Alfred A.Knopf, Inc., 1990, ISBN 0-394-58797-9. Originally published in Russian as «Горький, Москва, далее везде», 1990

** после прочтения речи Боннерв Норвегии на съезде «Форума свободы в Осло» становится совершенно ясно, что цитаты из Сахарова по Израилю принадлежать самой Боннер - «и.о.Сахарова», за которой все эту чушь и повторял тряпка и подкаблучник...

***А. Сахаров, «Воспоминания» в двух томах, изд-во «Права человека», Москва, 1996

(использовались материалы

18 июня в американском Бостоне скончалась Елена Боннэр - легендарная советская диссидентка, стоявшая у истоков многих правозащитных движений, вдова академика Андрея Дмитриевича Сахарова. Ей было 88 лет.

Елена Георгиевна Боннэр родилась в армянско-еврейской семье; сначала носила иное имя и фамилию отца - Лусик Алиханова (новое имя Боннэр позаимствовала у тургеневской девушки Елены Инсаровой, однако все домашние, включая Сахарова, называли ее Люсей). Отец, коммунист, однокашник Микояна, был репрессирован и в 1938 году расстрелян, мать тогда же приговорили к восьми годам лагерей. Реабилитировали обоих лишь после смерти Сталина. Дочь "врагов народа" уехала в Ленинград и поступила в Герценовский институт на вечернее отделение, но тут началась война. Ее взяли в санитарки, Боннэр была тяжело ранена в ходе авианалета, однако после лечения вернулась на фронт, работала медсестрой в военно-санитарном поезде. В 1942 году на фронте погиб первый возлюбленный Боннэр, Всеволод Багрицкий, сын Эдуарда Багрицкого и тоже поэт.

После войны Боннэр училась в ленинградском Первом меде, однако была отчислена в ходе антисемитской кампании, сопровождавшей "дело врачей": она заступилась за своего профессора. Боннэр восстановили в вузе лишь после смерти Сталина. В тот же период она вышла замуж за однокурсника Ивана Семенова, от которого родила двоих детей; в 1965 году супруги разведутся.

В 1960-х годах Боннэр стала принимать активное участие в общественной жизни, вступила в партию, затем после вторжения советских войск в Чехословакию вышла из нее. Она начала посещать громкие политические процессы. В Калуге, на суде над диссидентами математиком Револьтом Пименовым и его соратником Борисом Вайлем (их преследовали за самиздат, приговорили к пятилетним ссылкам), она познакомилась с Андреем Сахаровым, уже тогда известным не только своими заслугами в области физики.

Сахаров и Боннэр вели отсчет совместной жизни с 24 августа 1971 года. В 1972 году они вступили в брак, у обоих супругов он стал вторым. Сын и дочь Боннэр стали настоящей семьей для Сахарова, в своих воспоминаниях он пишет о них, кажется, даже чаще, чем о родных троих детях (первая жена Андрея Дмитриевича умерла в 1969 году). И сторонники, и противники Боннэр сходятся на том, что именно после знакомства с нею и, видимо, под ее влиянием Сахаров стал особенно активно заниматься общественной, правозащитной деятельностью.

Жизнь диссидента - это жизнь среди диссидентов, и Боннэр и Сахаров были свидетелями и участниками самых громких процессов того времени: "самолетного дела" (группа евреев-отказников попыталась угнать самолет, чтобы эмигрировать из СССР), дел Владимира Буковского, Якира и Красина, Юрия Шихановича, астрофизика Кронида Любарского, украинского поэта, создателя УНА-УНСО Анатолия Лупыноса, Александра Солженицына. В 1975 году Сахаров становится лауреатом Нобелевской премии мира, и в Осло его представляет жена. В 1976 году Боннэр ставит свою подпись под учредительным документом правозащитной Московской Хельсинкской группы.

В конце 1970-х дети Боннэр были исключены из вузов, как считали в семье - по политическим мотивам. В 1980 году Сахарова арестовали и отправили в Горький, лишив всех наград. Боннэр, как жена декабриста, поехала за ним; в Горьком ее отдали под суд и признали виновной в клевете на советский строй. Эти семь лет ссылки, самый поразительный, "житийный" период жизни Сахарова, стал еще и периодом потрясающего заступничества супругов друг за друга. Достаточно сказать, что Сахаров трижды начинал голодовку: один раз в защиту невесты сына Боннэр, которую не выпускали из СССР, затем выступая против уголовного преследования жены, и наконец - когда ее отказались выпустить за рубеж для операции на сердце. Третья голодовка длилась 178 дней, Сахарова насильно госпитализировали и кормили.

В 1986 году Сахарова и Боннэр возвращают из ссылки - по звонку Горбачева на специально ради этого установленный телефон. Сахаров вернулся в Москву, впервые выехал за рубеж, стал народным депутатом, в декабре 1989 года скончался.

Елена Боннэр занималась общественной деятельностью и после смерти мужа; главной ее заботой было наследие Сахарова, фонд имени которого она возглавила. Мнением правозащитницы, прославившейся несгибаемой политической позицией в советское время, соратники интересовались до конца ее жизни; так, в 2010 году она подписала обращение "Путин должен уйти" и потребовала разогнать РАН. Последние годы она тяжело болела и жила с дочерью в США.

Боннэр умерла спустя месяц после юбилея Сахарова. 90-летие великого физика и правозащитника отмечали более чем скромно, не на государственном уровне; главной интригой оказалось противостояние тех, кто не помнит, кто такой Сахаров, и тех, кто говорит, что помнит. После смерти вдовы судьба наследия Сахарова всецело оказалось в руках последних.

Потому, говоря о Елене Георгиевне Боннэр, чьё 90-летие ныне отмечают правозащитники, сложно уйти от характеристик, которые вполне могут кому-то резануть слух своей недостаточной тактичностью.

Просто доктор

Первый период жизни Елены Боннэр ничем особо не отличался от судеб миллионов её сверстников. Её мать и отчим угодили под каток Большого Террора (отчима расстреляли, мать 8 лет провела в лагерях), что, впрочем, не помешало юной Лене вступить в комсомол, успешно закончить школу, поступить в университет.

Учёбу прервали вовсе не люди из «чёрного воронка», а война. Добровольцем молодая девушка не была, но по мобилизации отправилась в армию медсестрой и прошла всю войну медработником военно-санитарного поезда, получив тяжёлое ранение и контузию.

После войны Елена поступила в мединститут и затем успешно практиковала как врач-педиатр. Настолько успешно, что была удостоена звания «Отличник здравоохранения СССР».

Одним словом, рядовая судьба советского человека той эпохи, может быть, и не склонного целиком и полностью одобрять существующий строй, однако и не пытающегося его разрушать. Более того, в 1965 году Боннэр даже вступила в КПСС.

А в это время где-то рядом параллельным курсом следовал академик Андрей Сахаров, выдающийся физик, старательно ковавший советский «ядерный щит».

У обоих этих людей были семьи, своя жизнь, полная конструктивной деятельности.

В какой момент произошло то короткое замыкание, которое сделало их теми, кем они стали известны всему миру, не знали, наверное, ни сама Боннэр, ни академик Сахаров.

Елена Боннэр как-то в интервью заметила, что поворотным для себя считает 1956 год и венгерское восстание. Правда, не очень понятно, как через девять лет после этого она оказалась в рядах партии, с политикой которой была так не согласна.

На самом деле не так уж важно, как это произошло, важно другое - перейдя от кухонных разговоров к посещению процессов над диссидентами, Боннэр и Сахаров обрели друг друга.

Политические игры

А Елена Георгиевна ещё и получила сказочную возможность стать из рядового интеллигентного врача-педиатра правозащитницей с мировым именем.

«Раньше я была одной из многих. А потом я стала женой великого человека», - сказала Боннэр в интервью. И это чистая правда.

В условиях противостояния двух систем каждая из сторон пыталась найти в рядах противника влиятельного человека, который в критике собственного строя заходит столь далеко, что объективно становится полезен оппонентам.

Сахаров, учёный с мировым именем, как и многие физики, ударившийся в раскаяние за свою деятельность по созданию оружия массового поражения, был западному миру как нельзя кстати. То, что великий учёный, находившийся в СССР на особом довольствии, слабо представлял себе реальную жизнь и силён был только в абстрактных умозаключениях об абсолютном зле и абсолютном добре, в США мало кого интересовало. Он нужен был как громкий рупор, который транслирует критику режима. Смотрите, парни, ваш великий учёный разоблачает советский строй - прислушайтесь к нему!

А причём же здесь Елена Боннэр, спросите вы?

А притом, что Елена Георгиевна поняла, что Сахаров - это тот лифт, на котором можно доехать до вершин мировой славы. Пусть не научной, так хоть диссидентской.

Надо хорошо понимать, что так называемые гонения КГБ на диссидентов в период активной деятельности Боннэр и Сахарова не шли ни в какое сравнение со временами Большого Террора.

Больше того, Брежнев и другие советские вожди той эпохи, предпочитавшие острым конфликтам экономическое сотрудничество с Западом, были заинтересованы в том, чтобы заметные фигуры диссидентского движения были живы и здоровы. Ибо каждая голодовка протеста тех же Сахарова и Боннэр была чревата срывом важного экономического контракта, что Советскому Союзу было совершенно не выгодно.

Потому Сахаров и Боннэр, хоть и находились под постоянным наблюдением КГБ, гонимы были весьма условно. Их «бытовые страдания» вызвали бы зависть у среднестатистических советских граждан, живших куда скромнее.

Профессия - диссидент

В 1975 году для Боннэр наступило время триумфа - она получала Нобелевскую премию мира за мужа, которого на эту церемонию не выпустили из СССР. Никому не известная женщина-педиатр, чьи рассуждения об устройстве правильного общества интересны были лишь соседям и приятелям, оказалась на самой вершине мировой славы. Пусть и лишь как представитель своего мужа.

И Елена Георгиевна отлично поняла - Запад ждёт от них новых разоблачений советского режима и готов за это платить как громким пиаром, так и некими материальными радостями.

Те, кто общался с семьёй Сахаровых, отмечали, что сам академик был отнюдь не столь агрессивен по отношению к советской системе, как его жена. Для Боннэр же было очевидно, что если накал выступлений спадёт, Запад немедленно подберёт себе другую фигуру для идеологической игры. Оттого она и старательно подхлёстывала супруга, которого со временем даже коллеги-диссиденты стали за глаза называть «подкаблучником».

Практическая сметка никогда не покидала Елену Георгиевну - в процессе боёв с советским режимом она успела добиться выезда на запад детей от первого брака и их благополучного там обустройства. Дети самого Сахарова, кстати, родительским вниманием в подобной мере охвачены не были. Ну, да это дело семейное.

Главное же, о чём следует сказать, заключается в следующем: дуэт Сахарова и Боннэр, чрезвычайно успешный по части критики советского строя, был абсолютно бесплоден по части предложения реальных планов строительства правового государства. Их рецепты - это классический проект «сферического коня в вакууме», никоим образом не привязанный к реальной жизни.

Время заката

Андрею Дмитриевичу Сахарову в известном смысле повезло - он умер в 1989 году, в эпоху, когда общественность, ещё не пережившая разочарования от последствий разрушения страны, почитала его за мессию.

Что до Елены Боннэр, то оставшись в одиночестве, она, как и следовало ожидать, постепенно оказалась на периферии политической и общественной жизни.

Избавиться от один раз принятого на себя амплуа она уже не смогла, удивительно точно выступая именно в той тональности, в которой в этот момент выступал и Запад. Именно поэтому Боннэр приветствовала кровавый расстрел Верховного Совета в 1993 году, привечала чеченских сепаратистов в обе военные кампании, в 2008 году во время российкого-грузинского конфликта выступила в поддержку Саакашвили, а уже в самом конце своего жизненного пути успела подписаться под обращением к гражданам России «Путин должен уйти».

Символично, что . В середине 1980-х секретарь ЦК КПСС Михаил Зимянин бросил о Боннэр: «Это - зверюга в юбке, ставленница империализма».

Несмотря на грубость образа, не слишком подходящего даме, в главном партийный деятель оказался прав - один раз выбрав, за какую команду играть, Елена Георгиевна была этим цветам верна до конца. А уж как называть, «правозащитница» или «ставленница империализма», зависит исключительно от личного вкуса.