Правдивая история блокады Ленинграда — дань уважения её жертвам
Среди участников тех событий, которым пришлось пережить все ужасы войны, голод, холод, потерю близких и родных, в том числе и звезды кино, театра, музыки и т.д.
Янина Жеймо
Знаменитая советская Золушка прожила целый год в блокадном городе. Несмотря на небольшой рост и хрупкость фигуры, актрису зачислили в истребительный батальон. Также как и все ленинградцы днем она спешила на работу, а по ночам шла дежурить на крыши домов, гасить зажигательные бомбы. 
Сергей Филиппов
Пересматривая военные фото тех лет, можно увидеть худого изможденного мужчину с маленьким кусочком хлеба. Это житель блокадного Ленинграда, который так похож на Сергея Филиппова. Сложно сказать он это или нет, ведь никаких данных об этом не сохранилось. Всех сотрудников Театра комедии, в котором работал актер в 1941 году, должны были эвакуировать в Душанбе. 
Филиппов мог остаться в городе, но мог и уехать. Мы не беремся утверждать, что на этих двух фото изображен один человек, но поразительно сходство несомненно.
Леонид и Виктор Харитоновы
После появления на экранах «Солдата Ивана Бровкина» Леонид Харитонов стал настоящим кумиром. На экране он создал образ добродушного, скромного и обаятельного, но непутевого паренька, который полюбился буквально всем. Младший брат, Виктор Харитонов, стал актером и режиссером, основал театр «Эксперимент». Но все это случилось после войны.Страшные события 20 века затронули и семью Харитоновых. В 1941 будущим артистам Леониду и Виктору было всего 11 и 4 года. В блокадном Ленинграде, чтобы выжить, детям приходилось есть даже мыло. По словам младшего брата, именно из-за этого у Леонида развилась язва, которая мучила его всю жизнь.
В кинохронике тех лет есть кадр с двумя очень худенькими детьми, один из них читает книгу, а другой спит на ступенях – это и есть Леня и Витя.
О блокаде на 23 минуте видео
Лидия Федосеева-Шукшина
Когда началась блокада, будущей актрисе не было и трех лет. Ее семья на тот момент жила в одной из питерских коммуналок, в которой ютилось более 40 человек. То время Лидия Федосеева-Шукшина не любит вспоминать. 
Как и всем, ей пришлось пережить голод, разруху, из-за чего пришлось быстро повзрослеть. После завершения осады города мама отвезла Лиду и ее брата к бабушке на станцию Пено.
Алиса Фрейндлих
Еще одна актриса, которая на собственном опыте прочувствовала весь ужас войны и жизни в блокадном городе – это Алиса Фрейндлих . В 1941 году она только-только пошла в школу. В начале войны их дом, находившийся в самом центре Ленинграда, попал в зону интенсивного обстрела. 
А зимой 41-го и вовсе был разрушен. Чтобы выжить, как вспоминает актриса, им с мамой и бабушкой приходилось варить столярный клей и заправлять его для вкуса горчицей, которую бережливая бабушка сохранила с довоенных времен
Галина Вишневская
Все 900 дней блокады будущая оперная певица провела в Ленинграде. На тот момент ей было 15 лет. Она жила вместе с бабушкой. После развода родителей, именно она взяла на себя воспитание девочки. Во время блокады юная Галя потеряла самого дорого для нее человека – бабушку. 
После чего она стала служить в частях ПВО города, помогая, чем могла, в том числе и своим певческим талантом.
Илья Резник
В 1941 год, когда началась война, ему было всего три года. Илья Резник жил в Ленинграде вместе с бабушкой и дедушкой. Отец ушел на фронт, (в 1944 году он погиб), а мать встретила другого, вышла во второй раз замуж и родила тройню, от старшего сына отказалась. После того, как блокада была прорвана, семья эвакуировалась в Свердловск, а затем вернулась. 
Илья Глазунов
Родился будущий художник в потомственной дворянской семье. Отец был историк, мама – в девичестве Флуг – правнучка знаменитого историка и статиста Константина Ивановича Арсеньева, воспитателя Александра II. Все члены большой семьи Ильи Глазунова (папа, мама, бабушка, тетя, дядя) умерли от голода в блокадном Ленинграде. 
А маленького Илью, которому тогда было 11 лет, удалось родственникам в 1942 году вывезти из города по «Дороге жизни».
Елена Образцова
Все свои детские воспоминания оперная певица связывает с блокадным Ленинградом. Когда началась война, ей было 2 года. Несмотря на юный возраст, Елена Образцова запомнила на всю жизнь всепоглощающее чувство голода и холода, постоянные воздушные тревоги, длинные очереди за хлебом в 40-градусный мороз, истощавшие трупы, которые свозили в больницу. 
Весной 1942 года ей удалось эвакуироваться по «Дороге жизни» в Вологодскую область.
Иосиф Бродский
Родился знаменитый поэт и прозаик в Ленинграде в 1940 году в интеллигентной еврейской семье. Когда ему исполнился год, началась война и осада города. Из-за юного возраста он мало что помнил об этом. В память о блокаде осталось фото маленького Иосифа на саночках. Именно на них мама его возила в булочную. 
Во время бомбёжек маленького Иосифа часто приходилось прятать в бельевой корзине и уносить в бомбоубежище. В апреле 1942 года семья эвакуировалась из города.
Валентина Леонтьева
В 1941 году ей исполнилось 17 лет. Во время блокады хрупкая Валя Леонтьева вместе со своей сестрой Люсей были в отряде ПВО, помогали гасить зажигательные бомбы. Их 60-летний отец, чтобы получать дополнительный паек и прокормить, таким образом, семью стал донором. 
Однажды по неосторожности он повредил руку, из-за чего началось заражение крови, и вскоре он умер в больнице. В 1942 году Валентина вместе с родными эвакуировалась из города по «Дороге жизни».
Лариса Лужина
Начало войны будущая актриса и ее семья встретили в Ленинграде. Тогда Лужиной было всего два года. Блокаду пережили не все: старшая сестра, которой было 6 лет, отец, вернувшийся с фронта из-за ранения, умерли от голода, бабушка – от осколка снаряда. Кире Крейлис-Петроваой хорошо запомнила блокаду, в 1941 году ей было 10 летТем не менее, даже тогда ей удавалось шутить и поддерживать окружающих. Во время бомбежек она рисовала себе усы сажей и веселила ревущих от страха в бомбоубежище детей.
Клавдия Шульженко
Начало войны певица встретила на гастролях в Ереване. Клавдия Шульженко добровольно вступила в ряды действующей армии и вернулась в город, став солисткой фронтового джаз-оркестра Ленинградского военного округа. 
Вместе с мужем артистом Коралли во время блокады они дали более 500 концертов. Своими выступлениями ансамбль помогал людям поверить в победу и не сдаться в тяжелое время. Коллектив просуществовал до 1945 года и получил множество наград.
Дмитрий Шостакович
Летом 1941 года Шостакович начал писать свою новую симфонию, которую впоследствии посвятил борьбе с фашизмом. Когда началась блокада, он был в городе и под звуки бомбежек и содрогание стен дома продолжал работать над своим произведением. 
Вместе с тем помогал дежурить на крышах домов и тушить зажигательные бомбы. Подтверждение тому - фото композитора в пожарной каске, которое было помещено на обложку британского журнала «Таймс».
Редакция сайт надеется, что о подвиге ленинградцев и защитников города следующие поколения не забудут.
Подпишитесь на наш канал в Яндекс.Дзен
Блокада Ленинграда, дети блокады... Эти слова слышал каждый. Одна из самых величественных и в то же время трагичных страниц в архивах Великой Отечественной войны. Эти события вошли в мировую историю как самая длинная и страшная по своим последствиям осада города. События, которые происходили в этом городе с 8.09.1941 по 27.01.1944, всему миру показали великий дух народа, способного на подвиг в условиях голода, болезней, холода и разрухи. Город выстоял, но цена, заплаченная за эту победу, была очень высока.
Блокада. Начало
План «Барбаросса» - именно так называлась вражеская стратегия, согласно которой осуществлялся захват Советского Союза. Одним из пунктов плана был разгром и полное взятие в короткие сроки Ленинграда. Гитлер мечтал заполучить город не позднее осени 1941 года. Планам агрессора не суждено было осуществиться. Город захватили, отрезали от мира, но не взяли!
Официально начало блокады зафиксировано 8 сентября 1941 года. Именно в этот осенний день немецкие войска захватили Шлиссельбург и окончательно перекрыли сухопутную связь Ленинграда со всей территорией страны.
Фактически все произошло немного раньше. Немцы планомерно изолировали город. Так, со 2 июля немецкие самолеты регулярно бомбили железные дороги, препятствуя поставкам продуктов этим способом. 27 августа связь с городом через железные пути была уже полностью прервана. Через 3 дня произошел обрыв связи города с гидроэлектростанциями. А с 1 сентября перестали работать все коммерческие магазины.
В то, что ситуация серьезная, вначале практически никто не верил. Все же люди, почувствовавшие неладное, начали готовиться к худшему. Магазины очень быстро опустели. Прямо с первых дней в городе ввели карточки для получения продовольствия, закрылись школы и детские сады.
Дети блокадного города
Горем и ужасом на судьбах многих людей отпечаталась блокада Ленинграда. Дети блокады - это особая категория жителей этого города, которых обстоятельства лишили детства, заставили повзрослеть намного раньше и бороться за выживание на уровне взрослых и умудренных опытом людей.
В момент замыкания блокадного кольца, помимо взрослых, в городе оставалось 400 тысяч детей разных возрастов. Именно забота о детях придавала ленинградцам силы: их опекали, берегли, старались прятать от бомбежек, всесторонне заботились. Все понимали, что спасти детей можно только в случае сохранения города.
Взрослые не могли защитить детей от голода, холода, болезней и истощения, но для них делалось все возможное.
Холод
Жизнь в блокадном Ленинграде была тяжелой, невыносимой. Артобстрелы были не самым ужасным, что довелось пережить заложникам города. Когда отключили все электростанции и город окутала тьма, начался самый тяжелый период. Пришла снежная, морозная зима.
Город занесло снегом, морозы в 40 градусов привели к тому, что стены неотапливаемых квартир начали покрываться изморозью. Ленинградцы вынуждены были устанавливать в своих квартирах печки, в которых постепенно, для тепла, сжигалось все: мебель, книги, предметы домашнего обихода.
Новая беда пришла, когда замерзла канализация. Теперь воду можно было взять только в 2 местах: из Фонтанки и Невы.
Голод
Печальная статистика гласит, что самым большим врагом жителей города был именно голод.
Зима 1941 года стала испытанием на выживание. Чтобы отрегулировать обеспечение людей хлебом, были введены продуктовые карточки. Размер пайка постоянно снижался, в ноябре он достиг своего минимума.
Нормы в блокадном Ленинграде были следующими: тем, кто работал - полагалось 250 гр. хлеба, военные, пожарники и участники истребительных отрядов получали по 300 гр., а дети и те, кто был на чужом обеспечении - по 125 гр.
Каких-либо других продуктов в городе не было. 125 грамм блокадного хлеба мало чем напоминали наш, обычный, хорошо знакомый мучной продукт. Этот кусочек, получить который можно было только после многочасового стояния в очереди на морозе, состоял из целлюлозы, жмыха, обойного клея, перемешанного с мукой.
Бывали дни, когда и этот вожделенный кусочек люди не могли получить. Во время бомбежек заводы не работали.
Люди пытались выжить, как могли. Пустые желудки старались наполнить тем, что можно было проглотить. В ход шло все: опустошались аптечки (пили касторку, ели вазелин), отдирали обои, чтобы добыть остатки клейстера и сварить хоть какой-то суп, резали на кусочки и варили кожаную обувь, из столярного клея готовили студень.
Естественно, что для детей того времени самым лучшим подарком была еда. Они постоянно думали о вкусном. Та еда, которая в обычное время вызывала отвращение, теперь была пределом мечтаний.
Праздник для детей
Несмотря на ужасные, смертельно опасные условия жизни, ленинградцы с большим рвением и усердием старались, чтобы дети, оказавшиеся в заложниках холодного и голодного города, жили полноценной жизнью. И если еды и тепла не было где взять, то сделать праздник было возможно.
Так, во время страшной зимы, когда была блокада Ленинграда, дети блокады отпраздновали Решением исполкома Ленсовета были организованы и проведены для маленьких жителей города.
Все театры города приняли в этом активнейшее участие. Были составлены праздничные программы, в которые входили встречи с командирами и бойцами, художественное приветствие, игровая программа и танцы у елки, и самое главное - обед.
На этих праздниках было все, кроме игр и танцевальной части. Все из-за того, что у ослабленных детей попросту не было сил на подобные развлечения. Дети совсем не веселились - они ждали еды.
Праздничный обед состоял из маленького кусочка хлеба к дрожжевому супу, киселя и котлетки, сделанной из крупы. Познавшие голод дети ели, не спеша, бережно собирая каждую крошку, ведь они знали цену блокадному хлебу.
Тяжелое время
Детям в этот период, было намного тяжелее, чем взрослому, вполне осознанному населению. Как объяснить, почему во время бомбежки нужно сидеть в темном подвале и почему нигде нет еды, детям? Про блокаду Ленинграда в народной памяти осталось много страшных историй об оставленных младенцах, одиноких ребятах, которые пытались выжить. Ведь часто бывало так, что уходя за заветным пайком, родные ребенка просто умирали по дороге, не возвращались домой.
Число детских домов в городе неумолимо росло. За один год их количество выросло до цифры 98, а ведь в конце 1941 года было только 17. Около 40 тысяч сирот пытались содержать и сохранять в этих приютах.
Каждый маленький житель блокадного города имеет свою страшную правду. На весь мир стали известными дневники ленинградской школьницы Тани Савичевой.
Символ страданий ленинградцев
Таня Савичева - сейчас это имя символизирует ужас и безнадежность, с которыми вынуждены были бороться жители города. Что тогда пережил Ленинград! поведала миру эту трагическую историю через свои записи в дневнике.
Эта девочка была младшим ребенком в семье Марии и Николая Савичевых. На момент блокады, которая началась в сентябре, она должна была стать ученицей 4 класса. Когда семья узнала о начале войны, было принято решение никуда из города не уезжать, а остаться, чтобы оказывать посильную помощь армии.
Мама девочки шила одежду для бойцов. Брат Лека, имевший плохое зрение, не был взят в армию, он трудился на Адмиралтейском заводе. Сестры Тани, Женя и Нина, были активными участницами борьбы с врагом. Так, Нина, пока были силы, ходила на работу, где вместе с другими добровольцами рыла окопы для укрепления обороны города. Женя, скрываясь от мамы и бабушки, тайком сдавала кровь для раненых бойцов.
Таня же, когда в оккупированном городе в начале ноября опять заработали школы, пошла учиться. В это время было открыто всего 103 школы, но и они с приходом лютых морозов перестали работать.
Таня, будучи маленькой девочкой, тоже не сидела без дела. Вместе с другими ребятами она помогала рыть окопы, тушила «зажигалки».
Вскоре горе постучало в двери этой семьи. Первой не вернулась домой Нина. Девушка не пришла после жесточайших обстрелов. Когда стало ясно, что Нину они никогда больше не увидят, мама отдала Тане записную книжку сестры. Именно в ней девочка впоследствии будет делать свои записи.
Война. Блокада. Ленинград - осажденный город, в котором вымирали целыми семьями. Так было и с семьей Савичевых.
Следующей умерла Женя, прямо на заводе. Девушка работала, вкалывая по 2 смены подряд. Она еще и сдавала кровь. Вот силы и закончились.
Такого горя не вынесла бабушка, женщину похоронили на Пискаревском кладбище.
И с каждым разом, когда горе стучало в дверь дома Савичевых, Таня открывала свою записную книжку, чтобы отметить очередную смерть родных и близких. Вскоре умер Лека, за ним не стало двух дядей девочки, потом умерла мама.
«Савичевы умерли все. Осталась одна Таня» - эти страшные строки Таниного дневника передают весь ужас, который довелось пережить жителям блокадного города. Таня умерла. Но девочка ошиблась, она не знала, что среди Савичевых остался живой человек. Это была ее сестра Нина, которую спасли во время обстрелов и вывезли в тыл.
Именно Нина, вернувшись в родные стены в 1945 году, найдет дневник сестры и поведает миру эту страшную историю. Историю целого народа, стойко боровшегося за свой родной город.
Дети - герои блокадного Ленинграда
Все жители города, выстоявшие и победившие смерть, по праву должны называться героями.
Особенно героически вело себя большинство детей. Маленькие граждане большой страны не сидели и не ждали, когда же придет освобождение; они боролись за родной Ленинград.
Практически ни одно событие в городе не проходило без участия детей. Дети наравне с взрослыми принимали участие в уничтожении зажигательных бомб, тушили пожары, очищали и дороги, разбирали завалы после бомбежки.
Длилась блокада Ленинграда. Дети блокады вынуждены были заменить возле заводских станков взрослых, которые погибли, умерли или ушли на фронт. Специально для детей, работавших на заводах, были придуманы и изготовлены специальные подставки из дерева, чтобы они могли, как взрослые, работать над изготовлением деталей для пулеметов, артиллерийских снарядов и автоматов.
Весной и осенью дети активно работали на огородах и совхозных полях. Во время налетов сигнал учителя служил тому, что дети, снимая головные уборы, падали лицом в землю. Превозмогая жару, грязь, дождь и первые заморозки, юные герои блокадного Ленинграда собирали рекордный урожай.
Дети часто посещали госпитали: убирали там, развлекали раненых, помогали кормить тяжелобольных.
Несмотря на то что немцы всеми силами пытались уничтожить Ленинград, город жил. Жил и выстоял. После снятия блокады 15 тысяч детей получили медаль «За оборону Ленинграда».
Дорога, возвращающая к жизни
Единственный путь, который давал хоть какую-то возможность поддерживать связь со страной. Летом это были баржи, зимой - машины, передвигающиеся по льду. До начала зимы 1941 года к городу добирались буксиры с баржами, но Военный совет фронта понимал, что Ладога замерзнет и тогда все пути будут перекрыты. Начались новые поиски и усиленная подготовка других способов связи.
Так был подготовлен путь по льду Ладоги, который со временем начал называться «Дорога жизни». В истории блокады сохранилась дата, когда первый конный обоз проложил путь по льду, это было 21 ноября 1941 г.
Вслед за этим поехало 60 автомашин, целью которых было доставить в город муку. Город начал получать хлеб, ценой которому была человеческая жизнь, ведь продвижение по этому пути было связано с огромным риском. Часто машины проваливались под лед, тонули, забирая на дно озера людей и продукты. Работа шофером такого автомобиля была смертельно опасной. Местами лед был настолько хрупкий, что даже груженная парой мешков крупы или муки машина легко могла оказаться подо льдом. Каждый пройденный рейс этим путем был героическим. Немцы очень хотели перекрыть его, бомбежки Ладоги были постоянны, но мужество и героизм жителей города не позволили свершиться этому.
«Дорога жизни» действительно выполнила свою функцию. В Ленинграде начали пополняться запасы продовольствия, а из города машины вывозили детей и их матерей. Не всегда этот путь был безопасен. Уже после войны при обследовании дна Ладожского озера были найдены игрушки ленинградских детей, которые утонули во время таких перевозок. Помимо опасных проталин на ледяной дороге, транспорт для эвакуации часто подвергался вражеским обстрелам и затоплению.
Около 20 тысяч людей работали на этой дороге. И только благодаря их мужеству, силе духа и стремлению выстоять город получил то, в чем нуждался больше всего - шанс выжить.
Выстоявший город-герой
Лето 1942 года было очень напряженным. Нацисты активизировали боевые действия на фронтах Ленинграда. Заметно усилились бомбардировки и обстрелы города.
Вокруг города появились новые артиллерийские батареи. У врагов были схемы города, и важные участки обстреливали каждодневно.
Длилась блокада Ленинграда. Люди превращали свой город в крепость. Так, на территории города за счет 110 крупных узлов обороны, траншей и разных ходов появилась возможность осуществления скрытой перегруппировки военных. Такие действия послужили тому, что существенно сократилось количество раненых и убитых.
12 января армии Ленинградского и Волховского фронтов начали наступление. Через 2 дня расстояние между этими двумя армиями было меньше 2 километров. Немцы упорно сопротивлялись, но 18 января войска Ленинградского и Волховского фронтов соединились.
Этот день ознаменовался еще одним важным событием: снятие блокады произошло за счет освобождения Шлиссельбурга, а также полной очистки от врага южного побережья озера Ладоги.
Вдоль берега получился коридор около 10 километров, он-то и восстановил сухопутную связь со страной.
Когда произошло снятие блокады, в городе было около 800 тысяч человек.
Знаменательная дата 27 января 1944 года вошла в историю как день, когда блокада города была полностью снята.
В этот радостный день Москва уступила Ленинграду право в честь снятия блокады произвести салют в ознаменование того, что город выстоял. Приказ для войск, которые победили, подписал не Сталин, а Говоров. Такой чести не был удостоен ни один главнокомандующий фронтами за все время Великой Отечественной войны.
Блокада продолжалась 900 дней. Это самая кровопролитная, жестокая и бесчеловечная блокада за всю историю человечества. Ее историческое значение огромно. Сдерживая огромные силы немецких войск на протяжении всего этого времени, жители Ленинграда оказали неоценимую помощь проведению военных операций на других участках фронта.
Более 350 тысяч солдат-участников обороны Ленинграда получили свои ордена и медали. 226 человек были удостоены почетного звания Героя Советского Союза. 1,5 миллиона человек были награждены медалью «За оборону Ленинграда».
Сам же город за героизм и стойкость получил почетное звание Город-Герой.
27 января 2017, 12:36
Мог бы написать, как они жили, мог бы, как мы жили. Блокадный город был рядом, из окопов без бинокля был виден силуэт города, распластанный по горизонту. Когда его бомбили, у нас в Шушарах земля чуть вздрагивала. Мы видели, как поднимались каждый день черные столбы пожаров. Над нами, мягко шелестя, неслись в город снаряды, а потом плыли бомбардировщики. Нам в окопах жилось тоже не сладко, жизнь там в среднем измерялась неделей-другой. Было голодно. Мороз был тоже общий, что у нас, что в городе –30-35 С, и все же грех было сравнивать с ленинградской бедой.
Жители блокадного Ленинграда на улице. На заднем плане на стене дома - плакат «Смерть детоубийцам». Предположительно зима 1941-1942 г.
Блокада состояла не только из голода. По-настоящему понять быт блокадной жизни я сумел много позже, когда мы с Адамовичем работали над «Блокадной книгой». Мы записывали рассказ за рассказом, 200 рассказов, примерно 6000 страниц. Затем мы стали отбирать то, что годилось для книги, и то, что не годилось. БОльшая часть, конечно, не уместилась, это были подробности повседневной жизни, которые казались нам очевидными. Много позже я стал понимать, что не все сводилось к голоду, к обстрелу. На самом деле блокада состояла из многих лишений. Жизнь разваливалась не сразу, но непоправимо, мы плохо представляем себе размеры и нарастающий ужас той катастрофы. 
Ее не стало. Некоторое время еще работали колонки, была вода в прачечных. Потом все замерзло - краны на кухне, в ванной уже даже не сипели, превратились в воспоминание. Ходили за снегом, снега было много, но его надо было растопить, а как? На животе? Отопления уже нет. На буржуйке? Ее раздобыть надо.
Кое-где в квартирах сохранялись плиты, а то и печи. Но чем их топить? Где дрова? Какие были, быстро растащили, сожгли. Власти выделяли в районах деревянные дома, разрешали их разбирать на дрова. Легко сказать «разбирать»: ломами, пилами - работа непосильная для голодных, быстро слабеющих людей. Легче было у себя в комнатах выламывать паркет (там, где он был), еще удобней было топить буржуйки мебелью. Шли в ход стулья, столы, книги для растопки.
На черном рынке буржуйка появилась быстро, покупать надо было за большие деньги, а потом - за хлеб. А что делать, все отдашь. Зима 1941-1942 года, как назло, лютовала: –30-35╟ С. У нас на фронте в землянках тоже пылали буржуйки, тоже шла добыча дров, но согрев шел еще от пяти-шести солдат, что теснились на нарах; а в городской комнате от двух-трех дистрофиков тепла не набрать.
Буржуйка - это не все, к ней нужен, извините, дымоход, то есть трубы; их надо вывести наружу, в форточку, которую как-то приспособить, чтобы в нее натопленное не уходило.
Питер был европейский город; когда в блокаду все его привилегии рухнули, стало ясно, что куда лучше было бы переносить блокаду в старые времена, а еще лучше - в пещерные; первобытная жизнь вдруг предстала комфортной.
У Чернышева моста. Воздушная тревога. 1941 г.
Блокадный Невский проспект. Фото Кудояров Б.П.
В конце марта 1942 года я получил увольнительную и решил навестить нашу квартиру. По дороге я с дотов отломил несколько сосулек, понаслаждался их чистой водой. У Невы женщины добывали воду из проруби. Доставали ее поварешками, рукой было не дотянуться, не зачерпнуть; береговые жители ходили на Неву, на Фонтанку, на Карповку, долбили лед. Наколют лед и несут домой. «Проблема подняться по обледенелой лестнице, дотянуть ведро и не поскользнуться», - жаловалась мне Поля, единственная, кто осталась в живых в нашей большой коммунальной квартире. Я и сам еле забрался по этой загаженной лестнице; она мне помнится во всех подробностях, в желтых ледяных наростах от мочи, и горы мусора, и всюду горы замерзшего кала. Это было открытие для меня, туалеты ведь не работали, все вываливали на лестницу, в лестничный пролет.
Поля этой зимой уже стопила большую часть мебели из всей квартиры. Из моей комнаты - деревянную кровать, книжные полки, стул; я ее никак не упрекнул.
«Цивилизация, - сказала она, - будь она проклята».
У водоразборной колонки, установленной на углу ул.Дзержинского и Загородного проспекта. 05.02.1942 г.
А ведь когда-то горело электричество, лампочки в абажуре в коридоре остались, я пощелкал выключателями, они не отозвались. В первые же бомбежки стали заклеивать окна бумажными крестами. Чтобы сохранить стекла. Потом почему-то кресты эти плохо защищали от бомбежек; постепенно окна зачернели опустелыми рамами. Ударная волна снарядов и бомб в конце концов выбивала стекло; окна принялись завешивать одеялами, коврами, чтобы кое-как защититься от снега и ветра. В комнатах стало совсем темно. Не стало ни утра, ни дня, постоянная тьма. Свет начали добывать коптилками, их мастерили из консервных банок, покупали на рынках, туда заливали керосин; его не стало - добывали масло: лампадное, машинное, трансформаторное, не знаю еще какое... Из ниток - их выдергивали из одежды, скручивали фитиль. Огонек кое-как светил, коптил, над ним можно было руки замерзшие погреть; масло ухитрялись выпросить в церквях, у артиллеристов, а еще, это я после войны узнал, у монтеров «Ленэнерго», они брали его из масляных выключателей, из трансформаторов. И продавали.
В ретроспективе все эти добычи выглядят иначе; не воровали, а выпрашивали, выменивали, добыть свет было так же трудно, как в каменном веке.
Радио молчало, стучал метроном, в какие-то часы передавали последние известия.
Комнаты закоптели, люди закоптели. В булочных стояли коптилки, в милицейских отделениях коптилки, в конторах коптилки. Они же копчушки, моргалки - как только их не называли! На фронте они тоже светили,
у нас фитили зажимались в снарядные гильзы, масло воровали у водителей, для чтения света коптилки не хватало, а кашу согреть можно и письмо в ее трепетном свете как-то можно было написать. Древний этот аппарат все-таки придавал уют пещерной блокадной обстановке, маленький язычок пламени горел, значит, жизнь теплилась, днем можно было приот-крыть занавес, отогнуть одеяло, впустить свет, если он был без мороза.
Все-таки попробуйте представить, что значит жизнь без туалета, как опорожниться? Тащить каждый раз на улицу кастрюлю, мыть ее чем-то - сил нет. Горы отбросов вырастали быстро, закрывали выход из дома; извините, описывать все это в подробностях не comme il faut, но список приличий в блокадном городе сильно сократился; прошел год, еще полгода, как люди обходились без туалетов, уже дальше не знаю; удивительней другое - как огромный город в весну 1942 года избежал эпидемий. В домах лежали непохороненные покойники, лежали в квартирах жертвы голода, морозов, попавшие под снаряды, лежали в подворотнях; я видел мертвецов в заснеженном трамвае, я сам туда зашел укрыться от ветра. Напротив меня сидел совершенно белый пожилой человек без шапки - наверное, кто-то ее взял.
Невероятными усилиями воскресшие люди весной очищали город от трупов, от нечистот; нетронутыми оставались разбомбленные дома, разбитые трамваи.
На Марсовом поле в конце мая появились грядки.
Мои личные воспоминания выцвели, затуманились, смешались с чужими мемуарами.
Везут на санках покойника - самая распространенная фотография блокадной поры. Это всем запомнилось. Но умирали не только от голода - снаряды, бомбежка, мороз... Причина смерти была едина: блокада. Зато известно было, сколько снарядов упало, сколько бомб, есть примерные цифры пожаров; нет таких причин, как отчаяние, смерти близких, безнадежность, уныние.
Попытайтесь представить себе квартиру, самую обычную, но благоустроенную, где в буфете стоит посуда, тарелки, вилки, ножи; на кухне кастрюли, сковородки - и все это бесполезно, потому что нигде ни крошки еды. Люди живут в привычной обстановке благоустроенной жизни, где висит телефон, стоит самовар, в шкафах кофточки, брюки, утюг, простыни, мясорубка - всюду предметы для еды - и все бесполезно. Жизнь замирала и уходила в обстановке живого благополучия, иногда людям казалось, что естественней гибель в тюремной камере, на лагерных нарах, чем гибель семьи в своей квартире.
Голод сводил с ума, человек постепенно терял все представления, что можно, что нельзя. Он готов жевать кожу ремня, вываривать клей из обоев, варить засохшие цветы.
Раньше меня ужасало людоедство. На войне я понял, что не любовь, а «война и голод» правят миром. На фронте бывали дни, когда мы оставались без еды и день, и два, и три и готовы были жевать хоть свои портянки, чем угодно надо было набить желудок. Блокадникам было тяжелее, им казалось, их голод бессрочный. Сковородка пахла жареным, в хлебнице остался еще слабый запах...
125 граммов хлеба - установленная норма для служащих, иждивенцев и детей в ноябре 1941г.
Разговор с Григорием Романовым был коротким: Ленинградская блокада - героическая эпопея, а вы изобразили не подвиг народа, а страдание и ужасы голода, все к этому свели; получается, что вы развенчиваете историю великой заслуги, стойкости людей, как они сумели отстоять город; вам интересно, как люди мучились. Это чуждая нам идеология.
За свежей газетой. 1942-1943 г. Фото Кудояров Б.П.
Примерно такую отповедь мы получили в обкоме партии, когда публикация «Блокадной книги» была запрещена. Второй раз то же самое выслушал Иосиф Ефимович Хейфиц, знаменитый кинорежиссер, лауреат всяких премий, когда ему запретили ставить фильм о блокаде по нашей книге.
Между тем в его сценарии были замечательные герои помимо нашего Юры Рябинкина, там действовала молодая девушка, расклейщица афиш в городе; она возникала на улице, расклеивала плакаты, обращения к жителям с призывами держаться, помогать друг другу, расклеивала объявления об организации похорон, о выдаче кипятка; ни снаряды, ни бомбежки не могли убить ее, она воплощала душу этого города, его стойкость.
Бойцы МПВО эвакуируют пострадавших после немецкого авианалета на Ленинград. 1943 г.
Для «Блокадной книги» мы с Адамовичем прежде всего искали дневники блокадников - они были дороже, чем личные свидетельства. Блокадники, которых мы записывали, вспоминали свою жизнь спустя тридцать с лишним лет. Особенность любого дневника - достоверность; обычно автор излагает не прошлое, а сегодняшнее, он не столько вспоминает, сколько делится своими воспоминаниями, сообщает новости, рассказывает то, что произошло сегодня.
Большой террор, репрессии отучили питерцев вести дневники. Занятие стало слишком опасным. В блокаду эта естественная потребность вернулась с неожиданной силой, люди почувствовали себя не столько событиями, сколько участниками истории, им захотелось сохранить, записать неповторимость происходящего. Но было еще одно обстоятельство - появилось сокровенное ощущение духовной пищи; удивительно, но дневник помогал выживать. Странное, призрачное чувство; умственная работа, духовное осмысление поддерживало. После публикации «Блокадной книги» нам стали приносить дневники, и чем дальше, тем больше; вдруг оказалось, что, несмотря на все ужасы, страдания, люди записывали себя. Подробности своей жизни, подробности еды.
Вот дневник главного инженера Пятой ГЭС Льва Абрамовича Ходоркова - дневник бесценный именно своими деталями.
26 декабря, наступают самые тяжелые времена блокады, а между тем: «Жданов сказал, что самое тяжелое для Ленинграда позади <...> стоят турбины, из пяти стоят четыре котла, в городе нет топлива, из 95 человек, числящихся по списку, на работу вышли 25, остальные больны, ослабли или умерли».
5 января 1942 года: «Хлебозаводы без энергии, станция работает одним котлом на бойлерную <...> нет дров, население ломает дощатое прикрытие витрин».
9 января 1942 года: «Остались без топлива больницы, госпитали, дома, все свозят на электростанции, где можно железной дорогой, где трамваем, где автомашиной, уголь стал для Ленинграда кровью, и этой крови все меньше. Мощности едва хватает на хлебозаводы и некоторые пищевые предприятия».
14 января: «Окончен монтаж котла под антрацит, нужна ручная заброска. Нет здорового человека, пригодного для этой работы».
Я цитирую лишь отдельные строчки из этого замечательного дневника, который вести было тоже подвигом.
Иногда я вычитывал неизвестные мне подробности. В июне месяце по Неве поплыли трупы красноармейцев, днем и ночью, один за другим, один за другим.
Появился дневник музыканта из филармонии, дневник ученицы старшего класса, где есть история ее эвакуации. Их сохранились десятки и десятки; сейчас некоторые их них стали издавать. Мне показали те, что хранят
в семейных архивах.
Каждый дневник по-своему осмысливает трагедию города. В каждом дневнике есть талант наблюдательности, понимание того, как драгоценны подробности этой невероятной жизни блокадных людей.
http://magazines.russ.ru/zvezda/2014/1/7g.html
Во всемирной истории известны многие осады городов и крепостей, где укрывались и мирные жители. Но чтобы в дни страшной блокады, продолжавшейся 900 дней, работали школы, в которых учились тысячи детей – такого история еще не знала.
В разные годы я записывала воспоминания школьников, переживших блокаду. Некоторых из тех, кто поделился ими со мной, уже нет в живых. Но остались живыми их голоса. Тех, для которых страдания и мужество стали будничными в осажденном городе.
Первые бомбежки обрушились на Ленинград 70 лет назад, в начале сентября 1941 года, когда дети только пошли в школы. «В нашей школе, помещавшейся в старинном здании, были большие подвальные помещения, - рассказывала мне Валентина Ивановна Полякова, будущий врач. - Педагоги оборудовали в них классы. Повесили на стены школьные доски. Как только по радио раздавались сигналы воздушной тревоги, бежали в подвалы. Поскольку света не было, прибегали к стародавнему способу, о котором знали только по книгам – жгли лучины. С лучиной встречал нас учитель у входа в подвал. Мы рассаживались по своим местам. У дежурного по классу были теперь такие обязанности: он заранее заготавливал лучины и стоял с зажженной палочкой, освещая школьную доску, на которой учитель писал задачи и стихи. В полутьме писать ученикам было трудно, поэтому уроки заучивали наизусть, часто под грохот взрывов». Это типичная картинка для блокадного Ленинграда.
Во время бомбежек подростки и дети вместе с бойцами МПВО поднимались на крыши домов и школ, чтобы спасти их от зажигательных бомб, которые немецкие самолеты снопами сбрасывали на ленинградские здания. «Когда я впервые поднялся на крышу своего дома во время бомбежки, то увидел зрелище грозное и незабываемое, - вспоминал Юрий Васильевич Маретин, ученый-востоковед. – По небу ходили лучи прожекторов.
Казалось, что все улицы вокруг сдвинулись с места, и дома качаются из стороны в сторону. Хлопки зениток. Осколки барабанят по крышам. Каждый из ребят старался не показывать виду, как ему страшно.
Мы наблюдали – не упадет ли на крышу «зажигалка», чтобы быстро потушить ее, сунув в ящик с песком. У нас в доме жили подростки – братья Ершовы, которые спасли наш дом от многих зажигательных бомб. Потом оба брата умерли от голода в 1942 году».
«Чтобы справиться с немецкими «зажигалками», мы обрели особую сноровку, - вспоминал ученый-химик Юрий Иванович Колосов. – Прежде всего, надо было научиться быстро двигаться по покатой, скользкой крыше. Зажигательная бомба воспламенялась мгновенно. Нельзя было упустить ни секунды. Мы держали в руках длинные щипцы. Когда зажигательная бомба падала на крышу, она шипела и вспыхивала, разлетались вокруг термитные брызги. Надо было не растеряться и сбросить «зажигалку» вниз, на землю». Вот строки из журнала штаба МПВО Куйбышевского района Ленинграда:
«16 сентября 1941 г. 206-я школа: 3 зажигательные бомбы сброшены во двор школы. Потушены силами учителей и учеников.
Фронтовая полоса железной дугой опоясала город. С каждым днем блокада становилась беспощадней. В городе не хватало самого главного – продовольствия. Постоянно снижались нормы выдачи хлеба.
С 20-го ноября 1941 года начались самые трагические дни. Были установлены критические для жизнеобеспечения нормы: рабочим в сутки стали выдавать 250 граммов хлеба, служащим, иждивенцам и детям – 125 грамм. И даже эти кусочки хлеба были неполноценными. Рецепт ленинградского хлеба тех дней: мука ржаная, дефектная – 50%, жмых – 10%, соевая мука – 5%, отруби – 5%, солод – 10%, целлюлоза – 15%. В Ленинграде наступил голод. Варили и употребляли в пищу ремни, куски кожи, клей, несли домой землю, в которой осели частицы муки из разбомбленных немцами продовольственных складов. В ноябре ударили морозы. В дома не подавали тепло. В квартирах на стенах выступал иней, обледенели потолки. Не было воды, электричества. В те дни закрылись почти все ленинградские школы. Начался блокадный ад.
А.В. Молчанов, инженер: «Когда вспоминаешь зиму 1941-42-х годов, то кажется, что не было дня, дневного света. А продолжалась только бесконечная, холодная ночь. Мне было десять лет. Я ходил за водой с чайником. Была такая слабость, что пока донесу воду, несколько раз отдыхаю. Раньше, поднимаясь по лестнице в доме, бежал, перепрыгивая через ступеньки. А теперь, поднимаясь по лестнице, часто садился и отдыхал. Было очень скользко, ступеньки обледенели. Больше всего боялся – вдруг не смогу донести чайник с водой, упаду, расплескаю.
Ленинград в дни блокады. Жители покидают дома, разрушенные фашистами
Мы были настолько истощены, что не знали, уходя за хлебом или за водой – хватит ли сил вернуться домой. Мой школьный приятель пошел за хлебом, упал и замерз, его занесло снегом.
Сестра стала его искать, но не нашла. Никто не знал, что с ним случилось. Весной, когда растаял снег, мальчика нашли. В его сумке лежал хлеб и хлебные карточки».
«Я всю зиму не раздевался, - говорил мне Л.Л. Пак, экономист. – Спали в одежде. Конечно, не мылись – не хватало воды и тепла. Но вот однажды я снял одежду и увидел свои ноги. Они были как две спички – так я похудел. Я подумал тогда с удивлением – как же на этих спичках держится мое тело? Вдруг они обломятся, не выдержат».
«Зимой 1941 года ко мне пришел мой школьный товарищ Вова Ефремов, - вспоминала Ольга Николаевна Тюлева, журналист. – Я его с трудом узнала – так он похудел. Он был как маленький старичок. Ему было 10 лет. Опустившись на стул, он сказал: «Леля! Очень есть хочется! Нет ли у тебя… чего-нибудь почитать». Я дала ему какую-то книгу. Через несколько дней узнала, что Вова умер».
Они испытали муки блокадного голода, когда каждая клеточка истощенного тела ощущала слабость. Они привыкли к опасности и смерти. Умершие от голода лежали в соседних квартирах, подъездах, на улицах. Их уносили и складывали в грузовики бойцы МПВО.
Даже редкие радостные события были с тенью блокады.
«Неожиданно мне вручили билет на Новогоднюю елку. Это был в январе 1942 года, - рассказывал Л.Л. Пак. – Мы жили тогда на Невском проспекте. Идти мне было недалеко. Но дорога казалась бесконечной. Так я ослаб. Наш прекрасный Невский проспект был завален сугробами, среди которых были протоптаны тропинки.
Невский проспект в дни блокады
Наконец, я добрался в театр имени Пушкина, где поставили праздничную елку. В фойе театра увидел много настольных игр. До войны мы бы бросились к этим играм. А теперь дети не обращали на них внимания. Стояли около стен – тихие, молчаливые.
В билете было указано, что нас накормят обедом. Теперь все наши мысли вертелись вокруг этого предстоящего обеда: что нам дадут поесть? Начался спектакль Театра оперетты «Свадьба в Малиновке». В театре было очень холодно. Помещение не отапливалось. Мы сидели в пальто и шапках. А артисты выступали в обычных театральных костюмах. Как они только выдерживали такой холод. Умом я понимал, что на сцене говорят что-то смешное. Но смеяться не мог. Видел и рядом – только печаль в глазах детей. После спектакля нас повели в ресторан «Метрополь». На красивых тарелках нам подали по небольшой порции каши и маленькую котлетку, которую я просто проглотил. Когда я подошел к своему дому, то увидел воронку, вошел в комнату – никого нет. Окна выбиты. Пока я был на елке, перед домом взорвался снаряд. Все жители коммунальной квартиры перешли в одну комнату, окна которой выходили во двор. Некоторое время так и жили. Потом забили окна фанерой, досками и вернулись в свою комнату».
Что поражает в воспоминаниях блокадников, переживших лихолетье в юном возрасте – непостижимая тяга к книгам, несмотря на жестокие испытания. За чтением проводили долгие блокадные дни.
Об этом рассказывал Юрий Васильевич Маретин: «Сам себе я напоминал кочан капусты – столько на мне было одежек. Мне было десять лет. С утра я садился за большой письменный стол и при свете самодельной коптилки читал книгу за книгой. Мама, как могла, создавала мне условия для чтения. У нас в доме было много книг. Я помнил, как отец говорил мне: «Будешь читать книги, сынок, весь мир узнаешь». Книги в ту первую блокадную зиму заменили мне школу. Что я читал? Произведения И.С. Тургенева, А.И. Куприна, К.М. Станюковича. Для меня как-то потерялся счет дням и неделям. Когда приоткрывали плотные шторы, то за окном не было видно ничего живого: обледеневшие крыши и стены домов, снег, хмурое небо. А страницы книг открывали мне яркий мир».
Дети в бомбоубежище во время налета немецкой авиации
22-го ноября 1941 года по льду Ладожского озера пошли сначала санные обозы, а потом и грузовики с продовольствием для блокадников. Это была магистраль, связывающая Ленинград с Большой землей. Легендарная «Дорога жизни», как ее стали называть. Немцы с самолетов бомбили ее, обстреливали из дальнобойных орудий, высаживали десанты. На ледовой трассе от обстрелов появлялись воронки, попав в которые ночью, машина уходила под воду. Но следующие грузовики, объезжая ловушки, продолжали идти к блокадному городу. Только в первую блокадную зиму в Ленинград по льду Ладоги перевезли более 360 тысяч тонн грузов. Были спасены тысячи жизней. Постепенно увеличились нормы выдачи хлеба. В наступившую весну во дворах, скверах, парках города появились огороды.
1-го сентября 1942 года в осажденном городе открылись школы. В каждом классе не досчитались погибших от голода и обстрелов детей. «Когда мы снова пришли в школу, - рассказывала Ольга Николаевна Тюлева, - то разговоры у нас были блокадные. Мы говорили о том, где какая съедобная трава растет. Какая крупа сытнее. Дети были тихие. Не бегали на переменах, не шалили. У нас не было сил.
В первый раз, когда двое мальчиков подрались на перемене, то учителя не отругали их, а обрадовались: «Значит, оживают, наши ребятишки».
Дорога в школу была опасной. Немцы обстреливали улицы города.
«Недалеко от нашей школы были заводы, по которым стреляли немецкие орудия, - рассказывал Свет Борисович Тихвинский, доктор медицинских наук. - Бывали дни, когда мы улицу к школе переползали по-пластунски. Мы знали, как надо улучить момент между взрывами, пробежать от одного угла до другого, спрятаться в подворотне. Ходить было опасно». «Каждое утро мы с мамой прощались, - говорила мне Ольга Николаевна Тюлева. - Мама шла на работу, я - в школу. Не знали, увидимся ли, останемся ли живы». Помнится, я спросила Ольгу Николаевну: «А надо ли было ходить в школу, если дорога была такой опасной?» «Понимаете, мы уже знали, что смерть может настигнуть тебя в любом месте – в собственной комнате, в очереди за хлебом, во дворе, - ответила она. – С этой мыслью и жили. Конечно, нас никто не мог бы заставить ходить в школу. Мы просто хотели учиться».
В хирургическом отделении Городской детской больницы им. доктора Раухфуса 1941-1942 г.
Многие из моих рассказчиков вспоминали о том, как в дни блокады к человеку постепенно подкрадывалось безразличие к жизни. Изнуренные лишениями, люди теряли интерес ко всему на свете и к себе самим. Но в этих жестоких испытаниях даже юные блокадники верили: чтобы выжить, нельзя поддаваться апатии. Они вспоминали о своих учителях. В дни блокады в холодных классах педагоги давали уроки, которых не было в расписании. Это были уроки мужества. Они ободряли детей, помогали им, учили их выживать в условиях, когда, казалось, выжить было невозможно. Учителя показывали пример бескорыстия и самоотверженности.
«У нас была преподаватель математики Н.И. Княжева, - рассказывала О.Н. Тюлева. – Она возглавляла столовскую комиссию, которая следила за расходованием продуктов на кухне. Так вот педагог однажды упала в голодный обморок, наблюдая, как детям распределяют питание. Этот случай навсегда остался в памяти детей». «Район, где находилась наша школа, обстреливался очень часто, - вспоминал А.В. Молчанов. – Когда начинался обстрел, учительница Р.С. Зусмановская говорила: «Дети, спокойно!» Надо было уловить момент между взрывами, чтобы добежать до бомбоубежища. Там продолжались уроки. Однажды, когда мы были в классе, раздался взрыв, окна вылетели. В тот момент мы даже не заметили, что Р.С. Зусмановская молча зажала руку. Потом увидели – ее рука в крови. Учительницу ранило осколками стекла».
Случались события невероятные. Это произошло 6-го января 1943 года на стадионе «Динамо». Проходили соревнования по конькобежному спорту.
Когда на беговую дорожку вылетел Свет Тихвинский, посредине стадиона разорвался снаряд. Все, кто были на трибунах, замерли не только от близкой опасности, но и от необычного зрелища. Но тот не сошел с круга и невозмутимо продолжал свой бег к финишу.
Об этом поведали мне очевидцы.
Блокада – это трагедия, в которой, - на войне как на войне, -проявлялись подвиг и трусость, самоотверженность и корысть, сила человеческого духа и малодушие. Иначе и не могло быть, когда в повседневную борьбу за жизнь вовлечены сотни тысяч людей. Тем более поразительно, что в рассказах моих собеседников возникала тема культа знаний, которому они были привержены, несмотря на жестокие обстоятельства блокадных дней.
В.И. Полякова вспоминала: «Весной все, кто мог держать в руках лопату, вышли скалывать лед, убирать улицы. Я тоже вышла вместе со всеми. Во время уборки увидела на стене одного учебного заведения начертанную таблицу Менделеева. Во время уборки я стала ее заучивать. Сгребаю мусор, а сама повторяю таблицу про себя. Чтоб время зря не пропадало. Я училась в 9-м классе и хотела поступить в медицинский институт».
«Когда мы снова вернулись в школу, я обратил внимание на то, что на переменах часто слышалось: «А что ты читал?» Книга занимала в нашей жизни важное место, - рассказывал Ю.В. Маретин. - Мы обменивались книгами, по-детски хвастались друг перед другом – кто больше знает стихов. Как-то я увидел в магазине брошюру: «Памятка для бойцов МПВО», которые и пожары тушили, и умерших хоронили. Я подумал тогда: минует военное время, и эта памятка станет исторической ценностью. Постепенно я стал собирать книги и брошюры, изданные в Ленинграде в дни блокады. Это были и произведения классиков, и, скажем, блокадные рецепты – как употребить в пищу хвою, какие почки деревьев, травы, коренья – съедобные. Эти издания я искал не только в магазинах, но и на толкучках. У меня собралась солидная коллекция таких, ставших редкостью книг и брошюр. Спустя годы, я показывал их на выставках в Ленинграде и в Москве».
«Я часто вспоминаю своих учителей, - говорил С.Б. Тихвинский. – Через годы осознаешь – как много нам дала школа. Педагоги приглашали к нам известных ученых, которые выступали с докладами. В старших классах занимались не только по школьным, но и по вузовским учебникам. Мы выпускали рукописные литературные журналы, в которых дети помещали свои стихи, рассказы, скетчи, пародии. Проводились конкурсы рисунков. В школе было всегда интересно. Так что никакие обстрелы нас остановить не могли. Мы проводили в школе все свои дни».
Они были тружениками – юные ленинградцы. «Оказалось, что в нашем доме в живых осталось всего трое старших детей, - говорил мне Ю.В. Маретин. - Нам было от 11 до 14 лет. Остальные умерли или были меньше нас. Мы сами решили организовать свою бригаду, чтобы помочь восстанавливать свой дом. Конечно, это было уже, когда нормы хлеба прибавили, и мы немного окрепли. Крыша нашего дома была пробита в нескольких местах. Стали заделывать пробоины кусками толя. Помогали в ремонте водопровода. Дом стоял без воды. Вместе со взрослыми чинили, утепляли трубы. Наша бригада работала с марта по сентябрь. Хотелось делать все, что в наших силах, чтобы помочь своему городу». «У нас был подшефный госпиталь, - рассказывала О.Н. Тюлева. – В выходные дни мы ходили к раненым. Писали под их диктовку письма, читали книги, помогали нянечкам чинить белье. Выступали в палатах с концертами. Мы видели – раненые были рады нашему приходу..Тогда мы удивлялись – почему они плачут, слушая наше пение».
Немецкая пропаганда внедряла в головы своих солдат бредовые расовые теории.
Люди, населявшие нашу страну, объявлялись неполноценными, недочеловеками, не способными к творчеству, которым не нужна грамота. Их удел, мол, быть рабами немецких господ.
Добираясь в свои школы под обстрелами, ослабленные голодом, дети и их педагоги бросали вызов врагу. Борьба с оккупантами шла не только в окопах, опоясавших Ленинград, но и на высшем, духовном уровне. В блокадных школах проходила такая же незримая полоса сопротивления.
Потому неудивительно, что тысячи педагогов и школьников, работавших в госпиталях, в ремонтных бригадах, спасавших дома от пожаров, были награждены военной наградой – медалью «За оборону Ленинграда».
Людмила Овчинникова
В книге «Неизвестная блокада» Никиты ЛОМАГИНА Элеонора ХАТКЕВИЧ нашла фото брата
«Приходилось есть даже землю»
Маршруты ее жизни удивительны: по линии матери прослеживаются немецкие корни, в шесть лет выжила в блокадном Ленинграде, работала в Карелии и Казахстане, а ее мужем стал бывший узник концлагеря в Озаричах…Когда я родилась, акушерка сказала, как в воду глядела: непростая судьба уготована девочке. Так и вышло, - начинает рассказ Элеонора Хаткевич. Живет моя собеседница одна, дочь с зятем - в Вилейке, помогает ей соцработник. Из дома практически не выходит - сказывается возраст, проблемы с ногами. О происходившем более 70 лет тому назад помнит в деталях.
Ее дед по материнской линии, Филипп, был родом из поволжских немцев. Когда в 1930-е там начался голод, он эмигрировал в Германию, а бабушка Наталья Петровна с сыновьями и дочерью Генриеттой, матерью Элеоноры, перебралась в Ленинград. Прожила недолго - попала под трамвай.
Отец Элеоноры, Василий Казанский, был главным инженером завода. Мать работала в отделе кадров института. В канун войны ее 11-летнего брата Рудольфа отправили в пионерский лагерь в Великих Луках, однако тот вернулся до начала блокады. В воскресенье, 22 июня, семья собиралась ехать за город. Со страшным известием пришел отец (он спускался в магазин купить батон: «Жинка, никуда не едем, война началась». И хотя у Василия Васильевича была бронь, сразу направился в военкомат.
Мне запомнилось: перед тем как уйти в ополчение, отец принес нам мешочек чечевицы килограмма на два, - рассказывает Элеонора Васильевна. - Так и стоит в глазах эта чечевица, похожая на таблетки валерьянки… Тогда мы жили скромно, никакого изобилия продуктов, как в наши дни.
Генриетта-Александра и Василий КАЗАНСКИЕ, родители блокадницы
У блокадницы привычка: мука, крупа, растительное масло - всего должно быть дома с запасом. Когда был жив муж, подвалы всегда были заставлены и вареньями, и соленьями. А когда умер, раздала все это бездомным. Сегодня, если не съедает хлеб, подкармливает соседских собак. Вспоминает:
В голодные блокадные дни приходилось есть даже землю - ее приносил брат со сгоревших Бадаевских складов.
Она бережно хранит похоронку на отца - его убили в 1942 году…
В центре - Рудольф КАЗАНСКИЙ
Но это было позже, а потери в семью война принесла уже в августе 1941 года. Шестого числа был сильный обстрел Ленинграда, мамин брат Александр в тот день лежал больной дома. Был как раз день его рождения, и Эля с мамой пришли его поздравить. На их глазах взрывной волной больного отбросило к стене, он умер. Жертв тогда было много. Девочке запомнилось, что именно в тот день при обстреле убило слона в зоопарке. Ее брата спасло то ли чудо, то ли счастливая случайность. Вышло так, что накануне Рудик принес найденную где-то каску. Мать ругала его, мол, зачем всякое барахло в дом тянешь. Но он ее спрятал. И вовремя надел, когда над городом появились «юнкерсы» со смертельным грузом… Примерно в то же время попыталась спастись семья еще одного брата матери, Филиппа. У них был дом под Санкт-Петербургом и трое детей: Валентина окончила третий курс судостроительного института, Володя только собирался поступать в институт, Сережа был восьмиклассником. Когда началась война, семья попыталась эвакуироваться с другими ленинградцами на барже. Однако суденышко потопили, и все они погибли. Остался на память единственный снимок брата с женой.
«Крошки - только Элечке»
Когда их собственный дом полностью разбомбили, семья Элеоноры оказалась в бывшем студенческом общежитии. Генриетта Филипповна, которую в семье называли Александрой, сумела найти после бомбежки на месте своей квартиры только несколько старых фотографий. В первое время после начала блокады она ходила убирать трупы с улиц - их складывали в штабеля. Большую часть своего скудного пайка мать отдавала детям, поэтому слегла первой. Выходил за водой и хлебом только ее сын. Элеоноре Васильевне запомнилось, что в те дни он был особенно ласковым:Мамуленька, я только понюхал кусочки два раза, а крошки все собрал и вам принес…
Элеонора Васильевна собрала много блокадных книг, в одной из них она наткнулась на фотографию брата, набирающего воду в полузамерзшем ручье.
По Дороге жизни
В апреле 1942 года Казанских закутали в чужие тряпки и вывезли по Дороге жизни. На льду была вода, ехавший за ними грузовик провалился, а детям взрослые прикрыли глаза, чтобы не увидели этого ужаса. На берегу их уже ждали в больших палатках, дали пшенной каши, вспоминает блокадница. На вокзале выдали по две буханки хлеба. 
Эля КАЗАНСКАЯ на довоенном фото
- Детям сделали рентген, и врач сказала маме: «Наверное, ваша девочка много чаю пила, желудочек большой, - плачет собеседница. - Мать ответила: «Невской воды, только ею спасались, когда хотелось есть».
Многие прибывшие вместе с ними ленинградцы умирали с куском хлеба во рту: после голода нельзя было есть много. А брат, никогда не просивший поесть в Ленинграде, в тот день умолял: «Мамочка, хлебца!» Она отламывала по маленькому кусочку, чтобы ему не стало плохо. Позже в мирное время Александра Филипповна говорила дочери: «В жизни нет ничего страшнее, чем когда твой ребенок просит есть, и не лакомства, а хлеба, но его нет…»
Выбравшись из блокадного города, семья попала в госпиталь, заново учились ходить «по стеночкам». Позже эвакуированные попали в Кировскую область. У Акулины Ивановны, хозяйки дома, где они жили, муж и дочка были на фронте:
Бывало, испечет круглый хлеб, режет его ножом-полусерпом, наливает козье молоко, а сама на нас смотрит и плачет, такие мы худые.
Был случай, когда только чудом Рудольф не погиб - его затянуло в механизм сельхозмашины. За давностью лет ее точное название Элеонора Васильевна не помнит. Зато в памяти осталась кличка коня, за которым она помогала ухаживать, когда семья перебралась в Карелию на лесозаготовки, - Трактор. В 12-13 лет она уже помогала матери, трудившейся в колхозе. А в 17 лет вышла замуж и родила дочку. Но замужество оказалось большой бедой, что заранее чувствовала и ее мать. Помучавшись несколько лет, Элеонора развелась. В Молодечно ее позвала подруга, уехали вместе с маленькой дочкой Светой. Ее будущий муж, Анатолий Петрович Хаткевич, работал тогда начальником гаража, познакомились на работе.
В одиннадцать лет с матерью и сестрой он оказался в концлагере под Озаричами, - продолжает Элеонора Васильевна. - Лагерь представлял собой огороженное проволокой голое пространство. Муж рассказывал: «Лежит дохлый конь, рядом вода в луже, и из нее пьют…» В день освобождения с одной стороны отходили немцы, с другой - шли наши. Одна мать узнала сына среди подходивших советских солдат, крикнула: «Сынок!..» И на его глазах ее подкосила пуля.
Сошлись Анатолий и Элеонора не сразу - на некоторое время бывшая ленинградка уехала к брату на целину. Но вернулась, и на Новый год пара расписалась. Впереди ждало непростое испытание - любимая дочка Леночка в 16 лет умерла от рака мозга.
Прощаясь, Элеонора Васильевна обняла меня как родную - мы ровесницы с ее внучкой:
На второй день после похорон мужа к нам на балкон прилетели два голубя. Соседка говорит: «Толя и Леночка». Я покрошила им хлеба. С тех пор каждый день прилетают по 40 штук. И я кормлю. Перловку, овсянку покупаю. Приходится каждый день балкон мыть. Однажды попробовала прекратить, пью чай, они в окно стучат. Не выдержала. Я голод испытала - как я могу их оставить?..