Рассудочное и разумное мышление. Мышление, разум и рассудок. Сознание и самосознание. Рефлексия. Два вида мышления: рассудочное и разумное
Почему некоторые люди с самого раннего детства постоянно попадают в неприятные ситуации, конфликтуют и с собой, и с внешним миром? Почему чуть ли не с первого класса школы в их жизнь входят алкоголь, сигареты, асоциальное поведение, нарушающее все допустимые нормы? В тоже время другая категория людей каким-то таинственным способом защищена от тлетворного влияния сверстников, коллег по работе от пропаганды на телевидении и прочего негатива. Что помогает некоторым людям, находясь в среде наркоманов, не стать наркоманом? Что помогает, находясь в развратной среде, оставаться здравомыслящим и не блудить направо налево с кем попало? Как можно объяснить случаи, когда ребенок, родившийся в приличной семье, полностью деградирует, а ребёнок, родившийся, например, в семье алкоголиков, не пьёт и живёт нормальной жизнью?
В каждом человеке в той или иной мере заложено внутреннее понимание того, как правильно себя вести, чтобы избегать неприятностей. Есть некий внутренний компас, помогающий определять направление жизненного пути. Люди, у которых этот компас работает нормально, на подсознательном уровне ведут себя благоразумно и мудро. Их мысли и желания находятся в гармонии с законами жизни и поэтому их намерения чисты и безопасны для окружающих. Нарушение внутреннего, подсознательного понимания того, что хорошо и что плохо, проявляется в том, что человек желает не того, идёт не туда, постоянно совершает одни и те же ошибки. Всё здравое и полезное для него кажется противоестественным, оно неприемлемо для его натуры. Проживая, таким образом, день за днём, укладывая слой за слоем ошибки, глупости, грехи, он формирует своеобразный «слоёный пирог» - фундамент, на котором строится вся его жизнь.
Прошлое воспринимается некоторыми, как нечто навсегда ушедшее и оставшееся позади. Деление времени на «прошлое», «настоящее» и «будущее», где каждый компонент сам по себе и не связан с другими, присуще современному атеистическому мировоззрению. Но древние мудрецы воспринимали время, как единую неразрывную связь, в которой прошлое (то, что уже свершилось, как факт) формирует настоящее, а будущее (то, чему надлежит быть) формируется, как следствие уже свершившегося и того, как формируется настоящее. Таким образом, действия совершенные человеком никуда не исчезают, а наоборот накрепко запечатлены в слоях фундамента, на котором стоит вся постройка его жизни.
В чём ценность этого понимания? Какое практическое значение оно имеет для тех, кто так или иначе вовлечён в Руническую Магию? Понимание это важно для построения правильных взаимоотношений между магом (целителем) и теми, кто к нему обращается. Сфера эзотерических услуг весьма деликатна и подход, работающий в сетевом маркетинге или при продаже пирожков на базаре в ней недопустим.
Что происходит? Давайте рассмотрим пример из жизни, который будет нагляден и понятен. Я думаю, что практически все сталкивались с явлением, когда в церковь приезжают известные бандиты, воры и прочие мутные личности, а батюшка с легкостью отпускает им грехи, как будто ничего не видит и не знает. Затем эти личности после «отпущения грехов» садятся в свои дорогие автомобили и уезжают, возвращаясь к своей привычной воровской жизни. Никакого покаяния, никакого исправления, ничего, и так продолжается годами. Шесть дней в неделю живу, как хочу, делаю гадости какие захочу, а в седьмой день с благочестивым и смиренным видом «явлюсь пред лице Господне» - жизненная формула таких людей. Это игра и самообман. Даже у тех, кто далёк от веры такое поведение вызывает омерзение и чувство негодования. А разве не тоже самое происходит у нас в среде эзотериков? Разве не тем же самым занимаются многие маги и экстрасенсы, заботливо «снимая» порчу со «страждущих» наподобие вышеупомянутых воров и бандитов? Ущербная получается какая-то магия, сильно похожая на «отпущение грехов» продажными священниками. Тем более нелепым и комичным покажется снятие порчи, если внимательно всмотреться вглубь этой самой «порчи», выяснить её истоки и причины. Я знаю по множеству примеров, что часто негатив, который стремятся снять, на самом деле является своеобразными магическими путами, наложенными на человека самими Богами для его защиты от его же собственных разрушительных действий. И для защищаемого это далеко не худший вариант. Если Боги защищают человека, то значит, любят его, стараются его спасти. Многие неприятности, болезни и ограничения, расцениваемые нами, как порча, на самом деле не что иное, как предупреждения и защита от гораздо более крупных неприятностей.
Что происходит, когда незадачливый целитель начинает снимать защиту, поставленную самими Богами? Я думаю и так понятно без объяснений. Вот откуда берутся пресловутые «обратки» и «откаты», и это в лучшем случае, а в худшем у целителя могут забрать способности или ещё что похуже. Маг, не спрашивающий разрешения у Богов, забывает своё место в иерархии, ставит свою волю превыше воли Богов и законов Вселенной. То же самое относится и к тем, кто хочет освободить себя от ограничений Высшего Мира, но не желает меняться, а хочет за деньги просто откупиться. Где здесь присутствует работа души, осознание грехов и переоценка ценностей? Как вообще можно просто «снять» то, что является результатом многолетней работы причинно-следственных связей?
Я знаю многих людей, которые серьёзно больны, у которых большие проблемы в личной жизни, в карьере, но Руны категорически запрещают им помогать. Почему? А зачем Рунам и Богам помогать человеку, если он не хочет меняться? Зачем купать поросёнка, если через минуту он опять вернётся в грязную лужу. Вместо этого более уместно инициировать волшебную трансформацию в результате которой поросёнок превратиться в человека, которому грязь будет противна и который сам захочет её смыть. Трансформация в свою очередь часто связана с очень болезненными процессами для тела и души, которые неприятны человеку и которые часто расцениваются, как порчи, сглазы и неудачи.
Жить с негативом нельзя, от него надо избавляться. Боги не получают удовольствия от наших страданий и если правильно себя вести то их сила и сила Рун будут на нашей стороне. Для того чтобы по-настоящему и навсегда освободиться от пут и ограничений нужно, прежде всего, починить и настроить свой внутренний компас, преобразовать свой внутренний мир. Нужно научиться правильно хотеть и мыслить, нужно начать закладывать новый фундамент для новой судьбы.
Первоочередная задача мага должна состоять в том, чтобы правильно настроить внутренний мир человека обращающегося к нему, а не в том, чтобы бесцеремонно вмешиваться в его судьбу и работу Богов.
Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении Ильенков Эвальд Васильевич
1О. "РАССУДОК" И "РАЗУМ"
1О. "РАССУДОК" И "РАЗУМ"
Осознавая чувственные впечатления, развитый индивид всегда пользуется не только словами, не только формами языка, но и логическими категориями, формами мышления. Последние, как и слова, индивидуумом усваиваются в процессе его человеческого образования, в процессе овладения человеческой культурой, развитой обществом до, вне и независимо от него.
Процесс усвоения категорий и способов обращения с ними в акте познания происходит по большей части совершенно бессознательно. Усваивая речь, усваивая знания, индивид незаметно для себя усваивает и категории, в них заключенные. При этом он может не сознавать, что он усваивает именно категории. Он может далее пользоваться этими категориями в процессе переработки чувственных данных, опять-таки не сознавая, что он пользуется "категориями". Он может даже обладать ложным о них сознанием и тем не менее обращаться с ними все-таки в соответствии с их природой, а не вопреки ей.
Это похоже на то, как современный человек, не имеющий никакого представления о физике и электротехнике, тем не менее пользуется сложнейшим радиоприемником, телевизором или телефоном. Бедным и абстрактным представлением о том, как надо управлять аппаратом, он, конечно, должен обладать. Но этот аппарат -- несмотря на это -- будет вести себя в его руках так же, как он вел бы себя в руках электротехника. Если он будет обращаться с ним не так, как его научила инструкция или знающий человек, он не добьется желаемого результата. Иными словами, его исправит практика.
Он может думать, что категории -- это просто "наиболее общие" абстракции, самые пустые "слова". Но пользоваться ими он все же будет вынужден так, как того требует их подлинная природа, а не его ложное представление о ней. В противном случае его властно поправит та же практика.
Правда, практика в данном случае совершенно особого рода. Это практика познания, практика познавательного процесса, практика идеальная. Обращаясь в познании с категориями не в соответствии с их действительной природой, а вопреки ей, в соответствии с ложным представлением о ней, индивид попросту не придет к такому знанию о вещах, которое необходимо для жизнедеятельности в современном ему обществе.
Общество -- критикой ли, насмешкой ли или просто силой -- заставит его обрести такое сознание о вещах, на основе которого действует с ними общество, -- такое знание, которое получилось бы и в его голове в том случае, если бы он в познании действовал "правильно", общественно-развитым способом.
Жизнь в обществе принуждает индивида всегда, до того как он приступает к практическому действию, "поразмышлять" над целью и способами своих предстоящих действий, принуждает его прежде всего вырабатывать правильное сознание о вещах, с которыми он собирается действовать.
И способность "размышлять", прежде чем реально действовать, способность действовать в идеальном плане в соответствии с некоторыми общественно-развитыми нормами объективного познания, поэтому уже довольно рано обособляется в особую заботу общества. В той или иной форме общество всегда разрабатывает целую систему норм, которым обязано подчиняться индивидуальное Я в процессе осознания окружающих природных и общественных условий, -- систему категорий.
Не усвоив категорий мышления, то есть тех способов, с помощью которых вырабатывается сознание о вещах, требующееся для общественно оправданного действования с ними, -- индивид не будет в состоянии самостоятельно приходить к сознанию.
Иными словами, он не будет активным, самодеятельным субъектом общественного действования, а всегда только послушным орудием воли другого человека.
Он всегда будет вынужден пользоваться готовыми представлениями о вещах, не умея ни выработать их, ни проверить на фактах.
Поэтому-то человечество довольно рано встает в позицию "теоретического" отношения к самому процессу познания, процессу выработки сознания. Оно наблюдает и подытоживает те "нормы", которым подчиняется процесс осознания, приходящий к "правильным" к практически оправданным результатам, и развивает эти нормы в индивидах.
Поэтому мышление как таковое, как специфически человеческая способность всегда и предполагает "самосознание" -- то есть способность теоретически, -- как к чему-то "объективному", -- как к особого рода предмету, -- относиться к самому процессу познания.
Человек не может мыслить, не мысля одновременно о самой мысли, не обладая сознанием (глубоким или неглубоким, более или менее правильным -- это другой вопрос) о самом сознании.
Без этого нет и не может быть мысли, мышления как такового. Гегель поэтому не так уж неправ, когда говорит, что сущность мышления заключается в том, что человек мыслит о самом мышлении. Неправ он, когда говорит, что в мышлении человек мыслит только о мышлении. Но он не может мыслить о предмете вне его, не мысля одновременно о самом мышлении, о категориях, с помощью которых он мыслит вещи.
Отметим, что это теоретическое понимание процесса мышления относится в полной мере к мышлению как к общественно-историческому процессу.
В психологии мышления отдельного человека этот процесс затушеван, "снят". Индивид пользуется категориями, часто не осознавая того.
Но человечество в целом, как подлинный субъект мышления, не может развить способности мыслить, не подвергая исследованию сам процесс образования сознания. Если оно этого не делает, -- оно не может развить способности мыслить и в каждом отдельном индивиде.
Неверно было бы думать, что наблюдения над самим познавательным процессом и выработка на их основе всеобщих (логических) категорий совершаются только в философии, только в теории познания.
Если бы мы посчитали так, то мы пришли бы к нелепейшему выводу: мы приписали бы способность мыслить только философам и лицам, изучившим философию.
Способность мыслить до поры до времени обходится и без философии. На деле наблюдения над самим процессом осознавания чувственных впечатлений начинаются задолго до того, как они приобретают систематическую форму, форму науки, форму теории познания.
Характер всеобщих познавательных норм, которым общество заставляет подчиняться индивида в акте обработки чувственных данных, не так уж трудно усмотреть в фольклорных поговорках, пословицах, притчах и баснях следующего рода:
"Не все то золото, что блестит", "В огороде -- бузина, а в Киеве дядька", "Нет дыма без огня", в известной интернациональной притче о дурачке, который провозглашает не вовремя и не к месту пожелания, уместные в строго определенных случаях, и т.д. и т.п.
Среди басен средневековой Армении можно встретить, например, такую:
"Какой-то дурень срубил дерево унаб, приняв его за держи-дерево. А унаб, разгневанный сказал: "О, безжалостный, растение надлежит узнавать по плодам, а не по внешнему виду!". (И.Орбели. Басни средневековой Армении. Изд. АН СССР, 1956)
В многочисленных формах фольклора скристаллизовываются, таким образом, не только моральные, нравственные, правовые нормы, регулирующие общественную деятельность индивида, но и чистейшей воды логические нормы, нормы, регулирующие познавательную деятельность индивида, -- категории.
И приходится отметить, что очень часто логические категории, образовавшиеся в народном стихийном творчестве, гораздо более разумны, нежели толкование категорий в иных философских и логических учениях. Этим вполне и объясняется тот факт, что часто люди, не имеющие никакого представления о тонкостях школьной философии и логики, обладают способностью более здравого рассуждения о вещах, чем иной педант, изучивший эти тонкости.
В этой связи нельзя не вспомнить одну старую восточную притчу, в которой выражено более глубокое и верное представление об отношении "абстрактного" к "конкретному", нежели в номиналистической логике.
По дороге шли, один за другим трое слепых, держась за веревку, а зрячий поводырь, который шел во главе, рассказывал им обо всем, что попадалось навстречу. Мимо них проходил слон. Слепые не знали, что такое слон, и поводырь решил их познакомить. Слона остановили, и каждый из слепых ощупал то, что случайно оказалось перед ним. Один ощупал хобот, другой -- живот, а третий -- хвост слона. Спустя некоторое время слепые стали делиться своими впечатлениями. "Слон -- это огромная толстая змея", -- сказал первый. "Ничего подобного, -- возразил ему второй, -- слон -- это большущий кожаный мешок!" -- "Оба вы ошибаетесь, -- вмешался третий, -- слон -- это грубая лохматая веревка..." Каждый из них прав, -- рассудил их спор зрячий поводырь, -- но только ни один из вас так и не узнал, что такое слон".
Нетрудно понять "гносеологический смысл" этой мудрой притчи. Конкретного представления о слоне ни один из слепых с собой не унес. Каждый из них приобрел о нем крайне абстрактное представление, -- абстрактное, хотя и чувственно осязаемое (если и не "чувственно наглядное").
И абстрактным, в полном и строгом смысле этого слова, представление каждого из них сделалось вовсе не тогда, когда его выразили словами. Оно и само по себе, и независимо от словесного выражения, было крайне односторонним, крайне абстрактным. Речь лишь точно и послушно выразила этот факт, но отнюдь не создала его. Сами чувственные впечатления здесь были крайне неполны, случайны. И речь в данном случае не превратила их не только в "понятие", но даже и в простое конкретное представление. Она только показала абстрактность представления каждого из слепых...
Все это показывает, насколько ошибочно и убого представление о категориях как лишь о "наиболее общих абстракциях", как о наиболее общих формах высказывания.
Категории выражают гораздо более сложную духовную реальность общественно-человеческий способ отражения, способ действий в акте познания, в процессе образования сознания о вещах, данных индивиду в ощущении, в живом созерцании.
И чтобы проверить, действительно ли человек усвоил категорию (а не просто слово, термин, ей соответствующий), нет более верного способа, чем предложить ему рассмотреть с точки зрения этой категории конкретный факт.
Ребенок, усвоивший слово "причина" (в форме слова "почему?"), ответит на вопрос "почему автомобиль едет?" сразу и не задумываясь "потому, что у него колеса крутятся", "потому, что в нем шофер сидит" и т.д. в этом же роде.
Человек, сознающий смысл категории, сразу отвечать не станет. Он сначала "подумает", совершит ряд умственных действий. То ли он "припомнит", то ли он заново рассмотрит вещь, стараясь отыскать действительную причину, то ли скажет, что на этот вопрос он ответить не может. Для него вопрос о "причине" -- это вопрос, ориентирующий его на очень сложные познавательные действий и намечающий в общем контуре способ, с помощью которого можно получить удовлетворительный ответ правильное сознание о вещи.
Для ребенка же это всего-навсего "наиболее общая", а потому и "наиболее бессодержательная" абстракция -- пустое слово, которое относится к любой вещи во вселенной и ни одну из них не выражает. Иными словами, ребенок обращается с категориями в точности по рецептам номиналистической логики, согласно ее убогому детскому представлению о природе категорий.
Познавательная практика ребенка, таким образом, на сто процентов подтверждает ребяческое представление о категориях. Но познавательная практика взрослого, развитого индивида "исправляет" познавательную практику ребенка и требует более глубокого объяснения.
Для взрослого человека категории имеют прежде всего то значение, что выражают совокупность способов, с помощью которых он может выработать правильное сознание о вещи, сознание, оправдываемое практикой современного ему общества. Это -- формы мышления, формы, без которых невозможно самое мышление. И если в голове человека имеются только слова, но нет категорий, то нет и мышления, а есть только словесное выражение чувственно воспринимаемых явлений.
Поэтому-то человек и не мыслит сразу, как только научается говорить. Мышление возникает в определенном пункте развития индивида (как и в развитии человечества). До этого человек сознает вещи, но еще не мыслит их, не "размышляет" о них.
Ибо "размышление", как правильно выразил его формальную структуру Гегель, предполагает, что человек припоминает "то всеобщее, согласно которому, как твердо установленному правилу, мы должны вести себя в каждом отдельном случае",* и делает это "всеобщее" принципом, согласно которому он образует сознание.
* Г.В.Гегель. Соч., т.1, с.48.
И ясно, что процесс возникновения этих "всеобщих принципов" (как и процесс их индивидуального усвоения) гораздо сложнее, чем процесс возникновения и индивидуального усвоения слова и способов пользоваться словом.
Номиналистическая "логика", правда, и здесь находит уловку, сводя процесс образования и усвоения категории к процессу образования и усвоения "смысла слова". Но эта уловка оставляет за пределами внимания самый важный вопрос -- вопрос о том, почему же смысл слова, обозначающего категорию, именно таков, а не какой-нибудь иной. На этот вопрос эмпирик-номиналист отвечает уже в духе чистого концептуализма: потому-де, что люди уж так условились...
Но это, разумеется, не ответ. И даже если воспользоваться выражением (крайне неточным), согласно которому "содержание категории" -- это общественно признанный "смысл слова", то и в этом случае основной задачей исследования было бы раскрытие той необходимости, которая принудила человека создать именно такие слова и придать им именно такой "смысл".
Итак, если с субъективной стороны категории выражают те всеобщие "твердо установленные правила", согласно которым человек должен вести себя в каждом отдельном познавательном действии -- и заключают в себе понимание способов познавательных действий, рассчитанных на достижение сознания, соответствующего вещам, то далее с неизбежностью встает вопрос об их собственной истинности.
В этот план вопрос и перевел Гегель в своей критике кантовского учения о категориях.
Применив к категориям точку зрения развития, Гегель определил их как "опорные и направляющие пункты жизни и сознания духа (или субъекта)", как ступени необходимого развития всемирно-исторического, общественно-человеческого сознания. Как таковые, категории возникают, образуются с необходимостью в ходе всеобщего развития человеческого сознания, а потому выяснить их действительное, не зависящее от произвола людей содержание можно только в прослеживании "развития мышления в его необходимости".
Этим и была добыта точка зрения на категории логики, которая по своей тенденции вела к диалектическому материализму. Этой точкой зрения в состав соображений логики были введены законы существования самих вещей, а сами категории были поняты как "выражение закономерности и природы и человека", а не как просто "пособие человека", не как формы лишь субъективной деятельности.
Действительное содержание категорий, не зависящее не только от произвола отдельного индивида, но и от человечества в целом, -- то есть чисто объективное их содержание -- Гегель впервые стал искать на пути исследования необходимых законов, которым подчиняется всемирно-исторический процесс развития всеобщей человеческой культуры, -- законов, которые пробивают себе дорогу с необходимостью, часто вопреки воле и сознанию индивидов, осуществляющих это развитие.
Правда, процесс развития человеческой культуры был идеалистически сведен им к процессу развития лишь духовной культуры, лишь культуры сознания, -- с чем связан и идеализм его логики. Но принципиальную точку зрения трудно переоценить.
Законы и категории логики впервые предстали в системе Гегеля как продукт необходимого исторического развития человечества, как объективные формы, которым развитие сознания человечества подчиняется в любом случае -- даже в том, когда ни один из составляющих это общество индивидов их не осознает.
Эта общественно-историческая по самому существу -- точки зрения позволила Гегелю высказать глубоко диалектический взгляд на категории: они, категории, содержатся в сознании человечества , хотя и не содержатся в сознании каждого отдельного индивида.
Преимущество этой точки зрения заключалось в том, что общество перестало рассматриваться как простая совокупность обособленных индивидов, как просто многократно повторенный индивид, и предстало как сложная система взаимодействующих индивидов, каждый из которых в своих действиях обусловлен со стороны "целого", его законами.
Гегель допускает, что каждый из индивидов, взятый порознь, мыслит абстрактно-рассудочно. И если мы захотели бы выявить законы и категории логики на пути отвлечения того одинакового, которое свойственно сознанию каждого обособленного ("абстрактного") индивида, -- то мы и получили бы "рассудочную логику", ту самую логику, которая давным-давно существует.
Но все дело в том, что сознание каждого отдельного индивида неведомо для него включено в процесс развития всеобщей культуры человечества и обусловливается -- опять-таки независимо от его единичного сознания -- законами развития этой всеобщей культуры.
Это последнее осуществляется через взаимодействие миллионов "абстрактных" единичных сознаний. Индивиды взаимно изменяют, сталкиваясь между собой, сознание друг друга. Поэтому и в сфере всеобщего сознания, в совокупном сознании человечества, осуществляются категории "разума".
Каждый отдельно взятый индивид образует свое сознание по законам "рассудка". Но, несмотря на это или, вернее, благодаря этому результатом их совокупных познавательных усилий оказываются формы "разума".
Эти формы разума -- формы, которым на самом деле, независимо от сознания каждого из индивидов, подчиняется процесс развития всеобщего человеческого сознания, естественно, нельзя отвлечь в качестве того "одинакового", которым обладает каждый отдельный индивид.
Их можно выявить только в рассмотрении всеобщего развития, в качестве законов этого развития. В сознании каждого отдельного индивида законы "разума" осуществляются крайне однобоко -- "абстрактно", и это абстрактное обнаружение "разума" в единичном сознании и есть "рассудок".
Поэтому только человек, осознающий вещи с точки зрения категорий разума, и осознает их со всеобще-человеческой точки зрения. Индивида, который не владеет категориями разума, всеобщий процесс развития все-таки заставляет принять "точку зрения разума" на вещи. Сознание, которое ему навязывает общественная жизнь, поэтому всегда и расходится с тем сознанием, которое он способен выработать сам, пользуясь категориями рассудка, или, точнее, односторонне понятыми категориями "разума".
Поэтому в конце концов и сознание отдельного индивида невозможно объяснить (рассматривая его задним числом, после того, как оно уже сложилось), исходя из категорий "рассудка". В нем всегда имеется результат, абсолютно необъяснимый с точки зрения этих категорий, этого понимания категорий.
"Разум", как показывает на массе примеров Гегель, осуществляется и в сознании отдельного индивида, отражается в нем, в самом обычном сознании, в той форме, что "рассудок" встает в непримиримые противоречия с самим собой, в том, что сознание отдельного человека то и дело, не замечая того, принимает взаимоисключающие представления, никак их не связывая между собой.
Заметить и констатировать этот факт -- это, по Гегелю, первое, чисто отрицательное действие "разума". Но "разум" не только констатирует этот факт, -- он еще и связывает, согласовывает представления, которые "рассудок" искусственно разорвал и превратил в абстрактные представления, взаимоисключающие друг друга.
"Разум" -- как такой способ действий субъекта, который связывает определения, с точки зрения рассудка несоединимые, и совпадает, с одной стороны, с подлинно человеческим взглядом на вещи и на процесс их познания (поскольку такой способ действия субъекта соответствует способу существования человечества в целом), а с другой стороны -- с диалектикой.
"Рассудок" поэтому предстает как способ идеальных действий абстрактного, обособленного индивида, противостоящего всем другим индивидам, -- как способ, оправданный точкой зрения "абстрактного" изолированного индивида.
"Разум" же -- как способ действий, исходящий из точки зрения общественного человечества, как способ, соответствующий этой и только этой точке зрения.
"Рассудок" совпадает в терминологии Гегеля с "метафизикой" в нашем, в диалектико-материалистическом понимании, а логика, подытоживающая формы действий "рассудка", -- с логикой метафизического мышления, абстрактно разрывающего объективно сращенные определения вещей.
"Рассудок" поэтому всегда абстрактен, "разум" же, напротив, конкретен, поскольку он выражает любую вещь как единство взаимопредполагающих определений, кажущихся "рассудку" несоединимыми, взаимоисключающими.
На этой основе Гегелю и удалось впервые правильно поставить вопрос о специфике человеческого сознания, о таком способе отражения вещей, который неведом животному.
Человек -- и только человек -- способен выражать вещи в категориях разума, в категориях диалектики -- и именно потому, что он способен сознательно относиться к самим абстракциям, сами абстракции делать предметом своего внимания и деятельности, осознавать их ущербность, их недостаточность и тем самым приходить к конкретной точке зрения на вещи.
"Рассудок" производит абстракции, но неспособен относиться к ним критически, сопоставляя их постоянно с конкретной полнотой предмета. Абстракции рассудка поэтому и приобретают власть над человеком, вместо того, чтобы быть орудием его власти над вещами. Человек, пользующийся только рассудком, и упорствующий в абстрактных рассудочных определениях, поэтому-то целиком подобен животному в его отношении к окружающему миру. Окружающий мир, жизнь, действительно все равно рано или поздно заставят его отказаться от абстрактного сознания, но сделают это насильно, вопреки его сознанию и воле, ломая это абстрактное сознание, заставляя его перейти к другому, -- точно то же происходит и с животным.
Человек же, пользующийся "разумом", перестает быть пассивной игрушкой внешних обстоятельств.
Не упорствуя в абстракциях до тех пор, пока обстоятельства насильно заставят его отказаться от них и создать новые, столь же абстрактные представления, "разумный" человек сознательно и активно владеет абстракциями, превращает их в орудия своей власти над обстоятельствами.
И это становится возможным только на основе сознательного отношения к самим абстракциям, на основе того, что сами абстракции делаются предметом его внимания и исследования.
Рациональное зерно этого гегелевского понимания прекрасно выразил Энгельс в "Диалектике природы":
"Рассудок и разум. Это -- гегелевское различение, согласно которому только диалектическое мышление разумно, имеет известный смысл. Нам общи с животными все виды рассудочной деятельности... По типу все эти методы -- т.е. все известные обычной логике средства научного исследования -- вполне одинаковы у человека и у высших животных... Наоборот, диалектическая мысль -- именно потому, что она предполагает исследование природы самих понятий, свойственна только человеку, да и последнему лишь на сравнительно высокой ступени развития..." (К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.14, с.43О)
Это различение имеет, кроме всего прочего, и тот смысл, что с его помощью точно выражается историческая точка зрения на мышление человека.
"Рассудок", как форма деятельности субъекта в познании, в отражении внешнего мира, предшествует "разуму" и по времени и по существу. Он составляет такую стадию в развитии интеллекта, на которой этот последний еще не до конца обособился от животной формы отражения. Сознавая вещи "рассудочно", человек лишь проделывает сознательно то же самое, что животное проделывает без сознания. Но это -- лишь формальное различие. Специфически человеческой формы отражения оно еще никак не выражает.
Вот когда человек начинает отражать, осознавать вещи в категориях разума, в формах диалектического мышления, -- тогда его духовная деятельность начинает отличаться от отражательной деятельности животного не только по форме, но и по содержанию.
Он начинает осознавать такие вещи, которых животное принципиально не в состоянии отражать. И предпосылкой этого является не только сознание как таковое, но и сознание своих собственных отражательных действий -- "самосознание", сознательное отношение к самой деятельности отражения и к формам этой деятельности -- к категориям .
Исследование категорий -- их реального содержания, их природы, их происхождения и их роли в познании -- поэтому-то и является подлинной задачей логики, исследующей человеческое познание, мышление в собственном смысле слова.
Из книги Слова пигмея автора Акутагава РюноскэРАССУДОК Я презираю Вольтера. Если отдаться во власть рассудка, это станет истинным проклятьем всего нашего существования. Но в нем находил счастье автор «Кандида», опьяненный всемирной
Из книги Библиотека Ошо: притчи путника автора Раджниш Бхагван ШриУм да разум Сын шаха был несказанно глуп. Долго думал шах, чему его обучить, и решил: пусть учится гаданию на песке. Как ни отказывались ученые предсказатели, пришлось им покориться воле господина.Через несколько лет привели они шахского сына во дворец, пали ниц перед
Из книги Критика чистого разума [утерян курсив] автора Кант Иммануил Из книги О четверояком корне закона достаточного основания автора Шопенгауэр Артур Из книги Критика чистого разума [с непотерянным курсивом] автора Кант ИммануилII. Мы обладаем некоторыми априорными знаниями, и даже обыденный рассудок никогда не обходится без них Речь идет о признаке, по которому мы можем с уверенностью отличить чистое знание от эмпирического. Хотя мы из опыта и узнаем, что объект обладает теми или иными
Из книги Феноменология духа автора Гегель Георг Вильгельм ФридрихIII. Сила и рассудок, явление и сверхчувственный мир В диалектике чувственной достоверности для сознания исчезли слышание, видение и т. д., и как воспринимание оно пришло к мыслям, которые, однако, оно впервые связывает в безусловно-всеобщем. Это безусловное само в свою
Из книги Основы Науки думать. Кн.1. Рассуждение автора Шевцов Александр АлександровичГлава 7. Рассудок Зубовского До запрещения философии в 1850 году, психология в России была другой. Я приведу лишь один пример, чтобы дать о ней представление. Это - учебник психологии профессора Могилевской семинарии Никифора Андреевича Зубовского, вышедший как раз
Из книги Актуальность прекрасного автора Гадамер Ганс ГеоргГлава 5. Рассудок - сила логическая Рассказ о работе разума, разделенного на рассудок и смысл, Карпов начинает с объявления их связи с логикой:«Так как рассудок или смысл есть главное действующее начало мышления - сила, в собственном смысле логическая, то мы должны
Из книги Избранное. Логика мифа автора Голосовкер Яков Эммануилович Из книги Индивидуализированное общество автора Бауман Зигмунт22. «Рассудок» как интересное Уже само слово «рассудок» вызывает скуку. Рассудочный человек - нечто скучное. И все же если вглядеться в рассудок глазами мыслителя как в умственный характер и образ, то в нем открывается нечто интересное. Интересно в нем то, что он
Из книги Щит научной веры (сборник) автора Из книги Миражи будущего общественного устройства (сборник) автора Циолковский Константин ЭдуардовичРазум космоса и разум его существ Вселенная едина, но условно можно разделить ее на три области. Одна громадна и, как будто, бессознательна. Это область солнц, вечно погасающих и снова возникающих. Вторая – мир сравнительно малых и потому остывших тел. Это – планеты, луны,
Из книги Сочинения автора Кант ИммануилРазум космоса и разум его существ Вселенная едина, но условно можно разделить её на три области. Одна громадна и, как будто, бессознательна. Это область солнц, вечно погасающих и снова возникающих. Вторая – мир сравнительно малых и потому остывших тел. Это – планеты, луны,
Из книги Критика чистого разума автора Кант ИммануилII. Мы обладаем некоторыми априорными знаниями, и даже обыденный рассудок никогда не обходится без них Речь идет о признаке, по которому мы можем с уверенностью отличить чистое знание от эмпирического. Хотя мы из опыта и узнаем, что объект обладает теми или иными
Из книги Философский словарь автора Конт-Спонвиль АндреII. Мы обладаем некоторыми априорными знаниями, и даже обыденный рассудок никогда не обходится без них Речь идет о признаке, по которому мы можем с уверенностью отличить чистое знание от эмпирического. Хотя мы из опыта и узнаем, что объект обладает теми или иными
Из книги автораРассудок (Entendement) Скромный и трудолюбивый разум, отвергающий как искушения интуиции и диалектики, так и соблазны абсолюта, тем самым определяя собственные средства познания. Способность к пониманию в ее конечной и определенной форме; наш специфический (т. е. человеческий)
34. Специфика и основные формы рационального познания. Два типы мышления – рассудок и разум. Понятие интуиции
Сознание всегда есть осознанное бытие, выражение отношения человека к своему бытию. Знание – объективная реальность, данная в сознании человека, который в своей деятельности отражает, идеально воспроизводит объективные закономерные связи реального мира. Познание – обусловленный прежде всего общественно-исторической практикой процесс приобретения и развития знания, его постоянное углубление, расширение и совершенствования.
Рациональное познание - это познавательный процесс, который осуществляется посредством форм мыслительной деятельности. Формы рационального познания имеют несколько общих характеристик: во-первых, присущую всем им направленность на отражение общих свойств познаваемых предметов (процессов, явлений); во-вторых, связанное с этим отвлечение от их единичных свойств; в-третьих, опосредованное отношение к познаваемой реальности (через формы чувственного познания и используемые познавательные средства наблюдения, экспериментирования, обработки информации); в-четвертых, непосредственную связь с языком (материальной оболочкой мысли).
К основным формам рационального познания традиционно относят три логические формы мышления: понятие, суждение и умозаключение. Понятие отражает предмет мысли в его общих и существенных признаках. Суждение - форма мысли, в которой посредством связи понятий что-либо утверждается или отрицается о предмете мысли. Посредством умозаключения из одного или нескольких суждений с необходимостью выводится суждение, заключающее в себе новое знание.
Выделенные логические формы мышления являются основными, поскольку они выражают содержание множества других форм рационального познания. В их числе поисковые формы знания (вопрос, проблема, идея, гипотеза), формы системного выражения предметного знания (научный факт, закон, принцип, теория, научная картина мира), а также формы нормативного знания (способ, метод, прием, алгоритм, программа, идеалы и нормы познания, стиль научного мышления, познавательная традиция).
Взаимосвязь чувственных и рациональных форм познания не ограничивается отмеченной выше опосредующей функцией первых по отношению к воспринимаемым объектам и к формам рационального познания. Эта взаимосвязь имеет более сложный и динамичный характер: чувственные данные постоянно подвергаются «обработке» мысленным содержанием понятий, законов, принципов, общей картины мира, а рациональное знание структурируется под воздействием информации, поступающей от органов чувств (особенно велико значение творческого воображения). Наиболее яркое проявление динамического единства чувственного и рационального в познании - интуиция.
Процесс рационального познания регулируется законами логики (прежде всего законами тождества, непротиворечия, исключенного третьего и достаточного основания), а также правилами вывода следствий из посылок в умозаключениях. Он может быть представлен как процесс дискурсивного (понятийно-логического) рассуждения - движения мышления по законам и правилам логики от одного понятия к другому в суждениях, соединения суждений в умозаключения, сопоставления понятий, суждений и умозаключений в рамках процедуры доказательства и т. д. Процесс рационального познания совершается сознательно и контролируется, т. е. познающий субъект осознает и обосновывает каждый шаг на пути к конечному результату законами и правилами логики. Поэтому иногда его называют процессом логического познания, или познанием в логической форме.
Вместе с тем рациональное познание не исчерпывается такого рода процессами. Наряду с ними оно включает в себя явления внезапного достаточно полного и отчетливого постижения искомого результата (решения проблемы) при неосознанности и неподконтролъности путей, ведущих к этому результату. Такие явления называют интуицией. Ее нельзя «включить» или «выключить» сознательным волевым усилием. Это неожиданное «озарение» («инсайт» - внутренняя вспышка), внезапное постижение истины.
РАССУДОК И РАЗУМ - филос. категории, сложившиеся в рамках классической нем. философии и предназначенные для проведения различия между двумя, якобы принципиально разными ступенями рационального познания.
Противопоставление Раз., как более высокой «способности души», Рас. первоначально было связано с идеей разграничения земного и небесного миров, радикально различающихся по своей природе. Рас. способен познавать лишь земное, т.е. относительное и конечное; Раз. же, сущность которого в целеполагании, должен раскрывать сущность небесного, т.е. абсолютного, бесконечного, божественного. В частности, Альберт Великий говорил, что философия опирается на низшую, рациональную способность ума, в то время как теология основывается на его высшей, сокровенной части, озаряемой светом Божества. В дальнейшем к этому основанию разграничения Рас. и Раз. добавилось еще одно, связанное с диалектикой и ее основным положением о единстве и борьбе противоположностей как источнике всякого развития: Рас. не диалектичен, он разводит противоположности и рассматривает их поодиночке; Раз. же способен схватывать противоположности в их единстве. Николай Кузанский, в частности, писал, что «великое дело - твердо укрепиться в единении противоположностей». Требование мыслить противоречиво, явно несовместимое с известным еще Аристотелю логическим противоречия законом, позднее стало «ядром» как диалектики Г.В.Ф. Гегеля, так и диалектики марксизма-ленинизма. Утверждалось даже, что Рас, руководствующийся (формальной) логикой, годен лишь для повседневного общения (Ф. Энгельс говорил о «кухонном обиходе»); для решения глубоких, в особенности филос. и научных, проблем необходим Раз., владеющий диалектикой. Напр., С.Л. Франк благоразумно сохранял логический закон противоречия для «привычного (отвлеченного) знания», однако, обращаясь к более высокому филос. знанию, считал нужным прибегать к противоречивому мышлению: «О каких бы логически уловимых противоположностях ни шла речь - о единстве и множестве, духе и теле, жизни и смерти, вечности и времени, добре и зле, творце и творении, - в конечном итоге мы всюду стоим перед тем соотношением, что логически раздельное, основанное на взаимном отрицании, вместе с тем внутренне слито, пронизывает друг друга - что одно не есть другое и вместе с тем и есть это другое, и только с ним, в нем и через него есть то, что оно подлинно есть в своей последней глубине и полноте».
Гегель противопоставлял Раз. как «бесконечное» мышление Рас. как «конечному» мышлению и полагал, что на стадии Раз. мышление становится свободной, не связанной к.-л. внешними ограничениями спонтанной активностью духа. Марксизм-ленинизм обвинял Гегеля в мистифицировании деятельности Раз., в представлении ее как саморазвитие понятий, однако само противопоставление Раз. и Рас. считал нужным сохранить.
Различению Рас. и Раз. может быть придана какая-то ясность, только если предполагается, что существуют два принципиально разных мира: несовершенный и совершенный (земной и небесный миры; нынешнее несовершенное общество и будущее совершенное коммунистическое общество и т.п.). Для познания первого из них, взятого в изоляции, достаточно Рас, для познания второго мира и его связей с первым необходима самая высокая ступень познания - Раз., причем диалектический Р.
Отказ от противопоставления небесного мира земному и последующий крах коммунистической утопии и нужной для ее обоснования диалектики привели в конечном счете к тому, что противопоставление Рас. и Раз. потеряло даже слабые намеки на ясность.
ИНТУИЦИЯ
(от позднелат. intuitio, от лат. intueor - пристальное, внимательное всматривание, созерцание) - способность к прямому усмотрению истины, постижению ее без всякого рассуждения и доказательства. Для И. обычно считаются типичными неожиданность, невероятность, непосредственная очевидность и неосознанность пути, ведущего к ее результату. С «непосредственным схватыванием», внезапным озарением и прозрением много неясного и спорного. Иногда даже говорится, что И. - это куча хлама, в которую сваливаются все интеллектуальные механизмы, о которых неизвестно, как их проанализировать (М. Бунге). И., несомненно, существует и играет заметную роль в познании. Далеко не всегда процесс научного и тем более художественного творчества и постижения мира осуществляется в развернутом, расчлененном на этапы виде. Нередко человек охватывает мыслью сложную ситуацию, не отдавая отчета во всех ее деталях, да и просто не обращая внимания на них. Особенно наглядно это проявляется в военных сражениях, при постановке диагноза, при установлении виновности и невиновности и т.п.
Из многообразных трактовок И. можно эскизно наметить следующие:
И. Платона как созерцание стоящих за вещами идей, приходящее внезапно, но предполагающее длительную подготовку ума;
интеллектуальная И. Р. Декарта как понятие ясного и внимательного ума, настолько простое и отчетливое, что не оставляет никакого сомнения в том, что мы мыслим;
И. Б. Спинозы, являющаяся «третьим родом» познания (наряду с чувствами и разумом) и схватывающая сущность вещей;
чувственная И. И. Канта и его более фундаментальная чистая И. пространства и времени, лежащая в основе математики;
художественная И. А. Шопенгауэра, улавливающая сущность мира как мировую волю;
И. философии жизни (Ф. Ницше), несовместимая с разумом, логикой и жизненной практикой, но постигающая мир как форму проявления жизни;
И. А. Бергсона как непосредственное слияние субъекта с объектом и преодоление противоположности между ними;
моральная И. Дж. Мура как непосредственное видение добра, не являющегося «естественным» свойством вещей и не допускающего рассудочного определения;
чистая И. времени Л.Э.Я. Брауэра, лежащая в основе деятельности мысленного конструирования математических объектов;
И. З. Фрейда как скрытый, бессознательный первоисточник творчества;
И. М. Полани как спонтанный процесс интеграции, непосредственного внезапного усмотрения целостности и взаимосвязи в ранее разрозненном множестве объектов.
Этот перечень может быть продолжен: едва ли не у каждого крупного философа и психолога имеется свое собственное понимание И. В большинстве случаев эти понимания не исключают друг друга.
И. как «прямое видение истины» не является чем-то сверхразумным. Она не идет в обход чувств и мышления и не составляет особого рода познания. Ее своеобразие состоит в том, что отдельные звенья процесса мышления проносятся более или менее бессознательно и запечатлевается только итог мысли - внезапно открывшаяся истина.
Существует давняя традиция противопоставлять И. логике. Нередко И. ставится выше логики даже в математике, где роль строгих доказательств особенно велика. Чтобы усовершенствовать метод в математике, полагал Шопенгауэр, необходимо прежде всего отказаться от предрассудка - веры в то, будто доказанная истина выше интуитивного знания. Б. Паскаль проводил различие между «духом геометрии» и «духом проницательности». Первый выражает силу и прямоту ума, проявляющихся в железной логике рассуждений, второй - широту ума, способность видеть глубже и прозревать истину как бы в озарении. Для Паскаля даже в науке «дух проницательности» независим от логики и стоит неизмеримо выше ее. Еще раньше некоторые математики утверждали, что интуитивное убеждение превосходит логику, подобно тому как ослепительный блеск Солнца затмевает бледное сияние Луны.
Неумеренное возвеличение И. в ущерб строгому доказательству неоправданно. Логика и И. не исключают и не подменяют друг друга. В реальном процессе познания они, как правило, тесно переплетаются, поддерживая и дополняя друг друга. Доказательство санкционирует и узаконивает достижения И., оно сводит к минимуму риск противоречия и субъективности, которыми всегда чревато интуитивное озарение. Логика, по выражению математика Г. Вейля, - это своего рода гигиена, позволяющая сохранить идеи здоровыми и сильными. И. отбрасывает всякую осторожность, логика учит сдержанности.
Уточняя и закрепляя результаты И., логика сама обращается к ней в поисках поддержки и помощи. Логические принципы не являются чем-то заданным раз и навсегда. Они формируются в многовековой практике познания и преобразования мира и представляют собой очищение и систематизацию стихийно складывающихся «мыслительных привычек». Вырастая из аморфной и изменчивой пралогической И., из непосредственного, хотя и неясного «видения логического», эти принципы всегда остаются связанными с изначальным интуитивным «чувством логического». Не случайно строгое доказательство ничего не значит даже для математика, если результат остается непонятным ему интуитивно.
Логика и И. не должны противопоставляться друг другу, каждая из них необходима на своем месте. Внезапное интуитивное озарение способно открыть истины, вряд ли доступные последовательному и строгому логическому рассуждению. Однако ссылка на И. не может служить твердым и тем более последним основанием для принятия каких-то утверждений. И. приводит к интересным новым идеям, но она нередко порождает также ошибки, вводит в заблуждение. Интуитивные догадки субъективны и неустойчивы, они нуждаются в логическом обосновании. Чтобы убедить в интуитивно схваченной истине как других, так и самого себя, требуется развернутое рассуждение, доказательство (см. АРГУМЕНТАЦИЯ КОНТЕКСТУАЛЬНАЯ).
Ра́зум (лат. ratio), ум (греч. νους) - философская категория, выражающая высший тип мыслительной деятельности, способность мыслить всеобще, способность анализа, абстрагирования и обобщения.
Рассу́док - часть мыслящего сознания, способного логически осмыслять действительность, познавать в понятиях вещи и их отношения, способность составлять суждения (по Канту) превращает восприятия в опыт путём объединения их в категории. Своей этимологией восходит к глаголу рассуждать.
Важными характеристиками рассудка являются:
- строгое отделение понятий друг от друга;
- способность правильно классифицировать воспринимаемое;
- непротиворечиво систематизировать опыт и знание.
Различение разума и рассудка как двух “способностей души” намечается уже в античной философии: если рассудок как низшая форма мышления познает относительное, земное и конечное, то разум направляет на постижение абсолютного, божественного и бесконечного. Выделение разума как более высокой по сравнению с рассудком ступени познания четко осуществлялось в философии Возрождения у Николая Кузанского и Дж. Бруно, будучи связываемо ими со способностью разума постигать единство противоположностей, которые разводит рассудок.
Наиболее детальную разработку представление о двух уровнях мыслительной деятельности в понятиях разума и рассудка получает в немецкой классической философии - в первую очередь у Канта и Гегеля. Согласно Кашу, “всякое наше знание начинается с чувств, переходит затем к рассудку и заканчивается в разуме” (Кант И. Соч. в 6т. М., 1964, с. 340). В отличие от “конечного” рассудка, ограниченного в своих познавательных возможностях чувственно данным материалом, на который накладываются априорные формы рассудка, мышлению на его высшей стадии разума свойственно стремление к выходу за пределы заданного возможностями чувственного созерцания “конечного” опыта, к поиску безусловных оснований познания, к постижению абсолютного. Стремление к этой цели необходимо заложено, по Канту, в самой сущности мышления, однако ее реальное достижение невозможно, и, пытаясь все-таки достичь ее, разум впадает в неразрешимые противоречия - антиномии. Разум, согласно Канту, может, т. о., выполнять только регулятивную функцию поиска недостижимых предельных оснований познания, попытки реализации которой призваны приводить к выявлению принципиальной ограниченности познания сферой “явлений” и недоступности для него “вещей в себе”. “Конститутивная” же, по терминологии Канта, функция реального познания в пределах “конечного” опыта остается за рассудком. Кант, т.о., не просто констатирует наличие разума как некоторой познавательной установки, он осуществляет критическую рефлексию по отношению к этой установке. “Вещь в себе” можно помыслить, но ее нельзя познать в том смысле, какой вкладывает в это понятие Кант, для которого идеалом теоретического познания выступают концептуальные конструкции математики и точного естествознания.
Смысл этого учения Канта о неосуществимости претензий на постижение “вещей в себе” зачастую сводился к агностицизму, рассматриваемому как неоправданное принижение познавательных способностей человека. Между тем Кант отнюдь не отрицал возможностей неограниченного освоения все новых слоев реальности в практической и теоретической деятельности человека. Однако Кант исходит из того, что такое прогрессирующее освоение всегда происходит в рамках опыта, т. е. взаимодействия человека с объемлющим его миром, которое носит всегда “конечный” характер, не может по определению исчерпать реальность этого мира. Поэтому теоретическое сознание человека не в состоянии занять некую абсолютную позицию “вненаходимоста” по отношению к реальности объемлющего человека мира, в принципе превышающего возможности его любого рационального объективирующего моделирования, как это происходит в артикулируемых и тем самым контролируемых сознанием понятийных конструкциях математики и точного естествознания. Кантовский агностицизм в отношении разума несет в себе очень мощную антидогматическую направленность против всяких попыток построения законченной в своих исходных предпосылках и основаниях “закрытой” теоретической картины реальности мира в целом, каким бы конкретным содержанием эта картина не наполнялась.
Продолжая традицию различения разума и рассудка, Гегель существенно пересматривает оценку разума. Если Кант, по мнению Гегеля, преимущественно “философ рассудка”, то у Гегеля понятие разума становится важнейшим компонентом его системы. Гегель исходит из того, что следует преодолеть кантовское представление об ограничении позитивных функций познания рамками рассудка как “конечного” мышления. В отличие от Канта, Гегель считает, что, именно достигая стадии разума, мышление в полной мере реализует свои конструктивные способности, выступая как свободная, не связанная какими-либо внешними ограничениями спонтанная активность духа. Пределы мышления, по Гегелю, не вне мышления, т. е. в опыте, созерцании, в преднайденности объекта, а внутри мышления - в его недостаточной активности. Подход к мышлению как формальной лишь деятельности по систематизации данного извне материала, свойственный для рассудка, преодолевается, с точки зрения Гегеля, на стадии разума, когда мышление делает своим предметом свои собственные формы, и преодолевая их узость, абстрактность, односторонность, вырабатывает свое собственное имманентное мышлению идеальное содержание - “идеализированный предмет”. Тем самым оно формирует то “разумное” или “конкретное понятие”, которое, по Гегелю, следует четко отличать от рассудочных определений мысли, выражающих лишь абстрактную всеобщность (см. Восхождение от абстрактного к конкретному). Внутренним стимулом работы разума для Гегеля выступает диалектика познания, заключающаяся в обнаружении абстрактности и конечности преднайденных определений мысли, которая проявляется в их противоречивости. Разумность мышления выражается в его способности снять эту противоречивость на боле“ высоком уровне содержания, в котором, в свою очередь, обнаруживаются внутренние противоречия, являющиеся источником дальнейшего развития.
Итак, если Кант ограничивает конститутивную функцию мышления рассудком как деятельностью в рамках некоей заданной системы координат познания, т. е. “закрытой” рациональностью, то гегель сделал своим предметом рассмотрения “открытую” рациональность, способную к творчески конструктивному развитию своих исходных предпосылок в процессе напряженной самокритичной рефлексии. Однако трактовка такой “открытой рациональности” в рамках гегелевской концепции разума имела ряд существенных пороков. Гегель, в противоположность Канту, полагает, что разум способен достичь абсолютного знания, тогда как действительное развитие исходных предпосылок “парадигм”, “исследовательских программ”, “картин мира” и пр. не приводит к их превращению в некую всеобъемлющую “монологику”, они не перестают быть относительными познавательными моделями реальности, в принципе допускающими иные способы ее постижения, с которыми следует вступать в отношения диалога. Совершенствование и развитие исходных теоретических предпосылок осуществляется не в замкнутом пространстве спекулятивного мышления, а предполагает обращение к опыту, взаимодействие с эмпирическим знанием, оно не является неким квазиестественным процессом саморазвития понятия, а представляет собой результат реальной деятельности субъектов познания и предполагает многовариантность действий, критический анализ различных проблемных ситуаций и т. п. В целом же типологию разума и рассудка никак нельзя оценивать как некий анахронизм, имеющий значение только для истории философии. Реальный конструктивный смысл данного различения может быть раскрыт с позиций современной эпистемологии и методологии науки, в частности, в связи с разработкой понятий “открытой” и “закрытой” рациональности в рамках концепции современной неклассической метарациональности.
| Комментарии: 0 |
Дмитрий Иванов
Статья посвящена аргументу от отсутствия квалиа. Этот аргумент нацелен на опровержение функционалистских теорий сознания. Философы, прибегающие к этому аргументу, пытаются продемонстрировать, что функционализм не способен объяснить квалитативные, феноменальные аспекты сознательных состояний, т.е. квалиа. Согласно этим философам, квалиа являются функционально нередуцируемыми свойствами ментальных состояний. В последние четыре десятилетия этот аргумент подвергался активному обсуждению. В статье анализируются возражения выдвинутые против этого аргумента Шумейкером, Чалмерсом и Таем. В работе показывается, что эти возражения не могут опровергнуть аргумент.
Константин Анохин
Гамбургский счет
Иванов Е. М.
Речь в данной работе пойдет о так называемом "геделевском аргументе", который используется как аргумент против возможности создания искусственного интеллекта. Суть аргумента заключается в следующем: полагают, что из теоремы Курта Геделя о неполноте формальных систем вытекает принципиальное различие между искусственным ("машинным") интеллектом и человеческим умом.