Нуриев гомосексуалист. Истории успешных людей. Рудольф Нуриев. Рудольф Нуриев - биография

«Экзотический, неистовый» – таких эпитетов вполне заслуженно удостаивался один из самых ярких танцовщиков ХХ столетия и один из самых известных советских невозвращенцев – Рудольф Нуриев.

Рудольфу Хаметовичу Нуриеву, татарину по национальности, словно на роду было написано стать «гражданином мира», а не принадлежать одной стране – конкретное место его рождения указать невозможно, ведь родился он в поезде, следующем во Владивосток. В этот город его отец – политрук – направлялся к месту службы, но уже год спустя, в 1939, он был переведён в Москву. Во время Великой Отечественной войны семья жила в эвакуации в Уфе, там Нуриевы остались и после войны.

Однажды десятилетний Рудольф побывал в театре на спектакле «Журавлиная песня» – и с тех пор серьёзно увлекся балетом. В Уфе находилась в ссылке балерина Анна Удальцова – она-то и стала его первой наставницей. Мальчик занимался у неё в студии при Доме учителя. Она заметила талант ученика, советовала ему поступать в Ленинградское хореографическое училище, но денег на поездку в Ленинград у семьи не было, да и отец был против. В 1953 году Рудольф поступает в балетную студию при Уфимском оперном театре. Одновременно он работает в театре в качестве статиста и посещает занятия артистов балета, но мечты об учёбе в Ленинграде или Москве не оставляют его.

Случай представляется неожиданно: в 1955 году труппа везёт на фестиваль башкирского искусства в Москву балет «Журавлиная песня» (тот самый, который произвёл такое большое впечатление на Рудольфа в детстве), но исполнитель сольной партии отправиться не может. И вот Нуриев предлагает себя. Правда, он не знает этой партии – но успевает выучить её в самый короткий срок. Такие усиленные занятия дорого обошлись танцовщику: незадолго до отъезда он повредил ногу во время репетиции. Обычно такие травмы лечат минимум в течение месяца, но Рудольф Нуриев вышел на сцену через несколько дней.

Успешно выступив на фестивале, Нуриев получает разрешение на поступление в Московское хореографическое училище, но препятствием отказывается отсутствие общежития в то время. Он отправляется в Ленинград, где поступает в училище им. , где его наставником становится Александр Иванович Пушкин. Педагог очень хорошо относился к ученику, даже позволил Рудольфу жить у него, а не в общежитии, где другие студенты издевались над юношей, дразня «деревенщиной».

На последнем году обучения талантливому студенту представилась редкая удача: пока основная труппа Театра оперы и балета им. С. М. Кирова гастролировала, он был занят в сольных партиях в нескольких спектаклях.

После успеха на московском Всесоюзном конкурсе балетных учеников в 1958 году Рудольф Нуриев был принят в труппу театра им. С. М. Кирова (в этом ему помогла прима-балерина Наталия Дудинская). Он исполняет большинство мужских партий в классических балетах: Жан де Бриен в « », Зигфрид в « », Принц в « », Солор в « », Базиль в « » и другие. Его партнёршами желают стать весьма известные балерины. К каждой исполняемой партии танцовщик подходит поистине творчески, внося изменения в хореографию и даже в костюм своего персонажа. По тем временам это было весьма смело – но такому талантливому исполнителю, каким был Рудольф Нуриев, разрешались даже подобные вольности.

Как талантливый молодой исполнитель, Рудольф Нуриев отправляется в 1961 году с труппой Театра им. С. М. Кирова на гастроли во Францию. В Париже он близко общался с французами, уходил в город один и возвращался в отель ночью. Это было расценено как «нарушение правил поведения советских граждан за границей», и артисту предписали немедленно вернуться в СССР. Сделать это он отказался. Так Нуриев стал невозвращенцем.

Возможно, танцовщик спланировал это заранее – во всяком случае, уже неделю спустя он выступает в спектакле «Голубая птица» в составе Интернационального балета де Куэваса, а несколько месяцев спустя выступает на бенефисе Марго Фонтейн. Впоследствии он становится артистом Королевского балета в Лондоне. Пригласившая его Нинетт де Валуа отзывается о нём как о «виртуозе со вкусом, несущим с собой традицию и магию русских».

Новаторство Рудольфа Нуриева проявилось в том, что он привнёс в мужской танец приёмы, которые прежде были характерны для танца женского: разработка всех связок, придающая большую выразительность и гибкость, танец на носках – почти на пуантах… Всё это могло бы придать танцовщику некоторую женоподобность, если бы не его мощная энергетика и эмоциональность. Благодаря его новаторству танцовщик-мужчина в балете стал вровень с балериной-женщиной.

Популярность Рудольфа Нуриева была такова, что полиции иной раз приходилось сдерживать натиск его поклонников. Особенно же привлекали публику его выступления с Марго Фонтейн. Этот дуэт был необычен хотя бы потому, что на момент его возникновения танцовщику было двадцать четыре года, а его партнерше – сорок три, но это не помешало исполнителям стать единым целым. Первое их совместное выступление состоялось в 1962 году – это был спектакль « », а год спустя специально для них поставил балет «Маргарита и Арман». Танцевали они и в балете « » в хореографии , которую возродил Нуриев.

С 1964 года Нуриев много гастролировал: страны Европы, Австралия, США. Лучшие театры мира – такие, как Ла Скала и Венская опера – соперничали друг с другом за право его пригласить, их не пугали баснословные гонорары, которые требовал танцовщик. Он исполнил практически все ведущие мужские роли классического балетного репертуара, а в 1970-е годы обратился к современной хореографии с её угловатыми, резкими движениями. Большой успех имели его выступления с ансамблем , а на спектакле «Люцифер» с его участием на Бродвее присутствовали многие знаменитости.

Танцовщик выступал и в качестве балетмейстера. Среди созданных им спектаклей – и новые редакции классических балетов, и оригинальные постановки.

Рудольф Нуриев снялся в нескольких фильмах, и речь идёт не только об экранизации балетов (хотя были и они – «Юноша и смерть», « »). В фильме «Валентино», повествующем об известном актёре немого кино, он исполнил заглавную роль, а в кинокартине «На виду» сыграл борца с террористической организацией.

С 45-летнего возраста здоровье танцовщика постепенно ухудшалось – он был болен СПИДом. Несмотря на это, он открыл в себе новый талант, освоив искусство дирижирования. Его дирижёрский дебют состоялся в 1990 году в Вене.

Артист мечтал вновь побывать на родине – увидеться с матерью, вновь побывать в Театре им. Кирова – но такую возможность он получил лишь в 1988 году. Тогда артисту было дано разрешение ненадолго прибыть в Уфу, где находилась при смерти его мать, а последний танцовщик приезжает в 1990 году. Несмотря на прогрессирующую болезнь, преодолевая физическое страдание, Нуриев на сцене Мариинского театра в балете « ». Нелегко дались исполнителю эти последние гастроли на родине, он даже чувствовал разочарование – но после этого выступления российской публике стали демонстрироваться фильмы с участием Нуриева, находившиеся прежде под запретом.

Последний раз Рудольф Нуриев выступил на балетной сцене в 1992 году в Будапеште, исполнив роль в балете «Кристофоро». В том же году в Парижской опере состоялась премьера « » в его постановке, и тогда же ему был вручён орден Почетного легиона.

Рудольф Нуриев ушёл из жизни в 1993 году.

Музыкальные Сезоны

Мало кому из балетных звезд удалось так разыграть свою жизнь, как Рудольфу Нуриеву. Здесь понемногу от разных жанров - детектива, фарса, мелодрамы, трагедии. Его называли Чингисханом балета, первым геем планеты, самым сексуальным танцовщиком XX века. Действительно, секс для этого неистового татарина значил много. Но кроме секса была и любовь, причем не только с мужчиной по имени Эрик Брюн, но и с женщиной, великой Марго Фонтейн... У Нуреева были романы с Фредди Меркьюри, Ив Сен-Лораном и Элтоном Джоном; молва записала ему в любовники Жана Маре и многих других... Но самой сильной, страстной и мучительной любовью Нуриева всегда был Эрик Брун - огромного роста датчанин неземной красоты, всемирно известный танцор, считавшийся одним из самых выдающихся танцовщиков XX века и самым изысканным Альбером, когда-либо танцевавшем в "Жизели". Их роман длился до самой смерти Эрика... ТАКОЙ ХОЛОДНЫЙ, ЧТО ОБЖИГАЕТ Трудно сказать, кто был первым мужчиной-любовником Нуриева, но то, что его первой и величайшей любовью стал выдающийся датский танцовщик Эрик Брун, несомненно. Причем Нуриев сначала влюбился в его танец, а потом в него самого. Эрик был идеалом для Нуриева. Он был на 10 лет старше его, высок и красив, как бог. Он от рождения обладал теми качествами, которых Нуреев начисто был лишен: спокойствия, сдержанности, такта. А главное - он умел то, чего не умел Нуриев. Если бы не Рудик, то Эрик Брун, возможно, так и не распознал в себе скрытого гомосексуалиста. У Эрика была невеста, знаменитая красавица-балерина Мария Толчифф, чей отец был индейцем. Мария и Эрик Их первое знакомство Рудика случилось в 1960 году, когда Эрик Брун и Мария Толчифф приехали вместе с Американским балетным театром на гастроли в СССР. Нуриев сгорал от нетерпения увидеть прославленного датчанина, но так случилось, что двадцатидвухлетний Рудольф уехал на гастроли в Германию, а когда вернулся, то весь балетный Ленинград только и говорил, что о Бруне. Заинтригованный Рудольф раздобыл любительские съемки Бруна, сделанные кем-то в Ленинграде, и пережил шок. "Для меня это стало сенсацией, - вспоминал он через несколько лет. - Брун единственный танцовщик, которому удалось меня поразить. Кто-то назвал его слишком холодным. Он и в самом деле настолько холодный, что обжигает". МЕКСИКАНСКИЕ СТРАСТИ Спустя год Нуриев обжегся об этот лед уже не на экране, а в жизни. К тому времени Рудольф вырвался из железных объятий Страны Советов и делал первые шаги на пути к мировым триумфам. Судьба свела его с Марией Толчифф, незадолго до этого пережившей разрыв бурных любовных отношений с Бруном, которого по ее словам она любила "больше жизни". Расставаясь с датчанином, она пообещала ему отомстить и подыскать себе нового партнера. Очень скоро она встречает молодого и горячего татарина, в которого тридцатишестилетняя балерина мгновенно влюбляется. И предлагает ему ехать вместе с ней в Копенгаген, где планируются ее выступления с Бруном. По дороге Толчифф звонит Бруну и радостно объявляет: "Тут есть кто-то, кто хочет с тобой познакомиться. Его зовут Рудольф Нуреев", - и передает трубку Нурееву. Так они познакомились благодаря Толчифф, которая об этом вскоре сильно пожалеет. Эрик и Карла Фраччи ДАТСКИЙ ПРИНЦ И ТАТАРСКИЙ ТЕРРОРИСТ "День шел к концу, в номере было темно, - вспоминал годы спустя Брун об их первой встрече, которая произошла в отеле "Англетер", где остановились Рудольф и Толчифф. - Я поприветствовал Марию, рядом с которой находился этот молодой танцовщик, небрежно одетый в свитер и слаксы. Я сел, посмотрел на него внимательнее и увидел, что он весьма привлекателен. У него был определенный стиль, некий класс. Это нельзя назвать естественной элегантностью, но это производило впечатление. Он не слишком много говорил, может быть, потому, что еще не совсем хорошо владел английским. Ситуация была неловкой из-за моих отношений с Марией. Мы с ней пытались прикрыть это, слишком много и неестественно смеясь. Гораздо позже Рудик говорил, что ненавидит звук этого моего смеха". После этого они видели друг друга лишь в студии во время занятий. Нуриев приходил в восторг от безупречной длинноногой фигуры Бруна, от его непогрешимой техники, от внешнего облика, напоминающего благородного принца. Эрик и Рудик Однажды во время перерыва Нуриев заговорщицки шепнул Бруну, что надо бы поговорить. Он хотел пообедать с Бруном наедине, без Марии. Но когда Нуриев сообщил ей о своих планах насчет обеда, она закатила истерику, с визгом выскочив из костюмерной. Нуриев бросился за ней, за ним последовал Брун. В этот момент после утреннего класса вышла вся труппа и с интересом наблюдала, как Нуреев, Брун и Толчиф гоняются друг за другом по театру.
Эрик, Руди и Мария Но как бы ни злилась Мария и сколько бы истерик ни закатывала, между неистовым татарином и холодным датским принцем уже возникло мощное притяжение, которое в тот момент не мог разрушить никто. Даже властная мать Бруна, имевшая на сына огромное влияние. ОТДЕЛЬНЫЕ СПАЛЬНИ ДЛЯ ПРИЛИЧИЯ Эллен Брун, как только Рудольф переехал жить в их уютный дом в пригороде Копенгагена в Гентофте, сразу же невзлюбила Рудольфа. Она видела в нем угрозу респектабельности сына, а также своего соперника за его любовь. И хотя ради приличия Рудольф и Эрик занимали отдельные спальни, Эллен догадывалась о характере их отношений. Как и многие другие, кто видел их вместе. Эти двое сразу бросались в глаза, люди оборачивались им вслед, таким красивым и таким разным.
Брун, высокий и аристократичный блондин, напоминавший внешне греческого бога, с высоким лбом, правильным, резко очерченным профилем, тонкими чертами лица, и грусными серо-голубыми глазами, был сама утонченность. Он притягивал взоры едва ли не всех женщин…Рудольф же с горящими глазами, развевающимися волосами, диким нравом и острыми скулами, напоминал извергающийся вулкан. Их отношение к сексу тоже было очень разным. Эрик одновременно и жаждал, и боялся интимной близости. Скрытный, осторожный, он не позволял проявиться ни единой эмоции, к тому же он не был готов к тому сексуальному неистовству, которое проявлял Нуреев. Рудольф всегда хотел секса, двадцать четыре часа в сутки. И считал это естественным, а Эрик быстро уставал от этой карусели. Поэтому их роман изначально развивался неистово и бурно. Один наступал, другой убегал. Рудольф, когда ему казалось, что в их отношениях что-то не так, мог в бешенстве кричать и разбрасывать вещи по квартире, а Эрик, шокированный этим всплеском эмоций, убегал из дому. И тогда Рудольф бросался вслед, на поиски своего возлюбленного. Через несколько лет Брун уподобит их встречу столкновению и взрыву двух комет. (Фрагмент из воспоминаний знаменитой болгарской балерины Сони Аровой, близкой подруга Эрика) Если Брун был единственным танцовщиком, которого Рудик признавал равным себе, он был также единственным, кому он позволял проявлять над собой власть. "Научи меня этому", - всегда говорил он Эрику. "Если Эрик блестяще исполнял какую-то роль, Рудик не успокаивался, пока не начинал исполнять ту же роль столь же блестяще, - говорит Соня. - Для него это был величайший стимул на протяжении очень долгого времени". В равной степени околдованный им Брун помогал ему всеми возможными способами, передавая все свои знания, даже когда Нуриев грозил его затмить. Их отношения с самого начала были бурными и нескончаемо интенсивными. "Чистый Стриндберг", - оценивал их Брун через несколько лет. "Рудольф был переполнен чувствами к Эрику, - говорит Арова, - а Эрик не знал, как с ним справиться. Рудольф его выматывал". К тому же, Рудик постоянно и мучительно ревновал Эрика к женщинам, ведь Эрик в отличии от Рудика был бисексуалом, а не геем и он часто испытывал влечение к некоторым дувушкам. Виолетт Верди замечает: "Руди был таким сильным, таким новичком, таким изголодавшимся после российской пустыни. Он просто хотел того, чего хотел". Он всеми силами старался подчинить себе мягкого, деликатного Эрика. "Их отношения никогда не были легкими, - заключает Арова. - Эрик держал себя под полным контролем, а Рудольф подчинялся настроению. Эрик пытался заставить его понять всякие вещи, а когда не получалось, расстраивался, и у них происходили ссоры. Рудольф очень многого хотел от Эрика. Он всегда от него чего-то требовал, и Эрик говорил: "Но я отдаю все, что могу, и после этого чувствую себя выжатым". Вскоре Брун пришел к убеждению, что Нуриев хочет от него больше, чем он может дать. Близкие друзья знали теплого, щедрого Бруна, с живым, суховатым чувством юмора, но один из них рассказывает, что он мог "в секунду преобразиться, становясь холодным и крайне враждебным", когда чувствовал, что кто-то подбирается к нему слишком близко " ЕСТ МАЛЬЧИКОВ, КАК БЛИНЫ Убежав от табу и запретов социалистической родины, Нуреев жаждал вкусить от того сексуального рая, который нашел на Западе. Здесь не было комплексов или угрызений совести: увидев что-то понравившееся, Нуреев должен был это заполучить. Его желания стояли на первом месте, и он удовлетворял их при любых обстоятельствах, днем и ночью, на улицах, в барах, гей-саунах. Матросы, водители грузовиков, торговцы, проститутки были его постоянными объектами охоты. Кстати, внешность тут не имела особого значения, важны были размер и количество. Он любил, чтобы этого было много. Существует масса анекдотов, рассказывающих о сексуальной чрезмерности Нуреева. Вот несколько. Однажды во время обеда в лондонском доме Рудольфа, где собрались респектабельные друзья артиста, его экономка сообщила, что у дверей стоят два молодых человека. Несколько дней назад Рудольф назначил им свидание и, очевидно, забыл об этом. Рудольф вскочил со стула и выбежал из столовой. Гости, услышав, как он с посетителями поднялся наверх, примолкли, возникла неловкая пауза. Тут секретарь Рудольфа, смеясь, воскликнула: "С ним всегда так! Он их ест, как блины!" Вскоре хлопнула входная дверь, и Рудольф, покрасневший, с озорным и довольным блеском в глазах, вернулся к столу. "Это очень вкусно", - двусмысленно сказал он, когда его кухарка подавала ему блюдо. Как-то, выйдя из служебного входа Парижской оперы и увидев толпу поклонниц, Рудольф воскликнул: "А где же мальчики?" Танцуя в "Жизели", Нуреев поразил одного из артистов своим измученным видом. "Что с вами?" - спросил его танцовщик. "Я очень устал, трахался всю ночь и все утро, до самой репетиции. У меня совсем не осталось сил". "Рудольф, - поинтересовался артист, - неужели вам никогда не бывает достаточно секса?" - "Нет. К тому же ночью трахал я сам, а утром меня". КОШМАР НА БОРТУ САМОЛЕТА При этом Рудольф считал, что секс - это одно, а близость - совсем другое. А вот для Эрика это было одно и то же. Его пугали случайные встречи и анонимный секс, он не мог понять неразборчивости друга, которую считал предательством. Его ужасал непомерный физический голод Рудольфа на любовников. Эрик был очень разборчивым и не мог свыкнуться с этой распущенностью. К этому кипящему коктейлю из любви, ревности, обид, раздражения примешивался еще один компонент - алкоголизм Бруна. Это была его темная сторона, которая открывалась после выпивки, что в 60-х годах случалось угрожающе часто. "Алкоголизм был одним из мучительных секретов Эрика, - говорит Виолетт Верди. - В пьяном виде у него бывали приступы жестокости, он становился очень саркастичным, ему нравилось причинять боль". Расстроенный постоянными слухами о попытках Рудольфа его подсидеть, Брун однажды обвинил его в том, что он приехал из России только ради того, чтобы его убить. Он понимал, что сказал ужасную вещь, но чувствовал некую необходимость ее высказать. "Услыхав это, Рудик расстроился так, что заплакал, - вспоминает Брун. -Он сказал: "Как ты можешь быть таким злобным?" Порой бывая жестоким, Брун был и необычайно щедрым; многие танцовщики обязаны своей карьерой его руководству, что всегда признавал и сам Рудольф. Но продолжал свою любовную погоню за Эриком, который так уставал от татарского тигра, что бежал от него на край света. Когда Эрик улетел на гастроли в Австралию, Рудольф почти каждый день звонил ему из Лондона, удивляясь, почему тот не очень любезен с ним по телефону. "Может быть, стоит звонить один или два раза в неделю? - советовали знакомые Рудольфа. - Возможно, Эрик хочет побыть один". Но Рудольф этого не понимал, и наконец решил лететь к нему в Сидней. Во время полета Рудольф пережил одно из самых сильных потрясений. Он никогда не забывал, что КГБ ищет его по всему миру, с тем чтобы выкрасть и вернуть на социалистическую родину. По пути в Сидней этот кошмар едва не случился. Во время остановки самолета в каирском аэропорту пилот вдруг попросил пассажиров выйти из самолета, объясняя это какими-то техническими проблемами. Нуреев внутренне похолодел, чувствуя западню. Он не стал выходить, судорожно вжавшись в кресло. Когда к нему подошла стюардесса, чтобы его вывести, он взмолился о помощи, убеждая, что боится покинуть самолет. Тогда стюардесса, увидев в окно двух мужчин, приближающихся к самолету, быстро провела Нуреева в туалет. "Я им скажу, что он не работает", - пообещала она. Там Нуреев и находился, пока сотрудники КГБ обыскивали самолет и стучали в дверь туалета. "Я уставился в зеркало и видел, как седею", - вспоминал он впоследствии. ДАМА СЕРДЦА Когда в 1961-м в Копенгагене Нуреев встретился с Эриком, тогда же в его жизнь вошла и прославленная английская балерина Марго Фонтейн. Тут, как и в случае с Бруном, тоже сыграл свою роль телефонный звонок. Однажды Рудольф пришел в гости к своему педагогу Вере Волковой, и зазвонил телефон. Волкова сняла трубку и тут же передала ее Нуриеву: "Это вас, из Лондона". - "Из Лондона?" - удивился Рудольф. В Лондоне он никого не знал. "Это говорит Марго Фонтейн, - сказал голос в трубке. - Не хотите ли танцевать на моем гала-концерте?" В истории балета нет более элегантной, мужественной и мудрой балерины, чем Фонтейн. Легкая улыбка, горячий блеск глаз, темперамент, а еще стальная спина и железная воля - это Марго. Ее муж Роберто Тито де Ариас был из семейства видных панамских политиков и в то время занимал пост посла Панамы в Великобритании. После того как Рудольф выступил на ее гала-концерте, руководство "Ковент Гарден" предложило Фонтейн танцевать вместе с ним "Жизель". Марго сначала засомневалась. Она впервые выступила в Жизели в 1937 году, за год до рождения Нуриева, а к моменту его побега из СССР уже пятнадцать лет была звездой. Не будет ли она, сорокадвухлетняя прима, смотреться смешно рядом с двадцатичетырехлетним молодым тигром? Но наконец согласилась и победила. Их выступление привело публику в безумие. Чувственный пыл Нуриева стал идеальным контрастом выразительной чистоте Фонтейн. Они сливались в едином танцевальном порыве, и, казалось, их энергия и музыкальность имеют один источник. Когда занавес закрылся, Фонтейн и Нуриева вызывали на поклоны двадцать три раза. Под грохот аплодисментов Фонтейн вытащила из букета красную розу на длинном стебле и преподнесла ее Нуриеву, он, тронутый этим, упал на колено, схватил ее руку и стал осыпать поцелуями. Публика от этого зрелища лежала в обмороке.
Но тот вечер не стал для Нуриева полным триумфом. Хотя Брун и репетировал с ним роль Альберта, но, мучимый ревностью, покинул театр. "Я побежал за ним, а поклонники побежали за мной. Было очень неприятно", - вспоминал впоследствии Рудольф. ДЕРЕВЦЕ БЕЛЫХ КАМЕЛИЙ "Боже! Я никогда не делала в танце и половины вещей, которые делаю теперь", - с удивлением признавалась Фонтейн, говоря о влиянии на нее Нуриева. А Рудольф признавался: "Если бы я не нашел Марго, я пропал бы".
Вскоре хореограф Фредерик Аштон создал для них балет "Маргарита и Арман" по "Даме с камелиями" Дюма-сына на музыку фортепианной Сонаты си минор Листа. Этот балет стал самым долгожданным событием сезона 1963 года и породил массу слухов и сплетен на тему: а были ли в жизни Рудольф и Марго любовниками? Одни категорически утверждают, что да, другие столь же рьяно это отвергают. Есть и те, кто говорит, что Фонтейн носила ребенка Нуреева, но потеряла из-за выкидыша. Но это скорее из области фантастики, поскольку Марго к тому времени не могла иметь детей. Сами же Рудольф и Марго так рассказывают о своих отношениях: "Когда мы были на сцене, наши тела, наши руки соединялись в танце так гармонично, что, думаю, ничего подобного уже никогда не будет, - вспоминает Нуриев. - Она была моим лучшим другом, моим конфидентом, человеком, который желал мне только добра". "Между нами возникло странное влечение друг к другу, которое мы так и не сумели объяснить рационально, - признается Фонтейн, - и которое в каком-то смысле напоминало глубочайшую привязанность и любовь, если учитывать, что любовь так многообразна в своих проявлениях. В день премьеры "Маргариты и Армана" Рудольф принес мне маленькое деревце белых камелий - оно было призвано символизировать простоту наших взаимоотношений в окружающем нас ужасном мире".
НЕ СЛУЧИЛОСЬ А вот в отношениях с Эриком этой простоты не было. Брун, устав от беспорядочности Рудольфа, жаловался друзьям: "Я не могу быть с ним рядом, мы губим друг друга". Но Рудольф продолжал преследовать Эрика. Выступая в 1968 году в Копенгагене, Рудольф встретился с хореографом Гленом Тетли. Тетли был приглашен на обед к Бруну, который предупредил его, чтобы тот ничего не говорил об этом приглашении Рудольфу. Но Нуреев, словно догадываясь о том, куда хореограф едет, навязался ему в компаньоны. Тетли отказывался, но Рудольф влез в его автомобиль. Когда машина подъехала к загородному дому Эрика в Гентофте, улыбающийся Брун вышел навстречу машине. Но, увидев Рудольфа, вбежал в дом, скрылся наверху и не появлялся весь вечер. "Я уверен, что Рудольф очень расстроился, - вспоминает Тетли, - но он никогда не давал этого понять". А друзьям Нуриев говорил, что навсегда связал бы свою жизнь с Эриком, если бы тот ему это позволил. На что Эрик отвечал: "Рудольф объявлял меня образцом свободы и независимости - я всегда делал то, что хотел. Ну а то, что происходило между нами в первые годы - взрывы, коллизии, - это не могло продолжаться долго. Если Рудольф хотел, чтобы все было иначе, что ж, мне очень жаль".
В скором времени их бурный любовный роман окончательно рухнул, когда Рудольф узнал, что в Торонто (где Эрик тогда руководил Национальным балетом Канады) у Эрика завязался роман с одной из его учениц, которая в итоге родила от него дочь. Но хотя с любовными отношениями между ними все было покончено, духовная связь длилась до конца жизни, пережив все измены, конфликты, разлуки. "Мой датский друг Эрик Брун помог мне больше, чем я могу выразить, - сказал Нуреев в одном интервью. - Он мне нужен больше всех".
Когда в 1986 году Брун умирал от рака легких, Нуриев, бросив все дела, приехал к нему. Они проговорили допоздна, но, когда Рудольф вернулся к нему следующим утром, Эрик уже не мог разговаривать, а только следил глазами за Рудольфом. Рудольф тяжело переживал смерть Эрика и так никогда и не смог оправиться от этого удара. Вместе с Эриком из его жизни ушли юная бесшабашность и горячая беспечность. Он остался один на один с самим собой, наступающей старостью и смертельной болезнью. И хотя Нуреев как-то запальчиво бросил: "Что мне этот СПИД? Я татарин, я его трахну, а не он меня", - Рудольф понимал, что времени ему отпущено в обрез. Я ДОЛЖЕН БЫЛ НА НЕЙ ЖЕНИТЬСЯ Через пять лет после смерти Эрика Рудольф простился и с дамой своего сердца Марго Фонтейн. До этого Марго пережила страшную трагедию. В Панаме был расстрелян автомобиль, в котором находился ее муж. Две пули застряли в груди, еще одна пробила легкое, четвертая попала в шею сзади, близ позвоночника. По одной версии, это был политический заказ, по другой - в сорокасемилетнего Ариаса стрелял его коллега по партии за то, что тот спал с его женой. Парализованный, прикованный к инвалидной коляске Ариас стал постоянной заботой Марго. Она не допускала, чтобы он превратился в тело в коляске, поэтому возила его с собой на гастроли, на яхты к друзьям. Марго упорно зарабатывала на жизнь и на медицинское обслуживание больного мужа танцами. "Я буду танцевать до тех пор, пока на меня ходят", - говорила она журналистам. И она танцует, а вернувшись вечером после спектакля домой, прежде чем поесть, готовит еду мужу и кормит, как маленького ребенка, с ложечки. Кстати, последний раз "Маргариту и Армана" Марго и Рудольф танцевали в Маниле в августе 1977-го. А потом она уединилась с Ариасом на ферме в Панаме, где умирала от рака яичников. Об этом знал только Рудольф, который анонимно оплачивал ее медицинские счета. В 1989 году Марго похоронила Тито Ариаса, перенесла три операции и была почти прикована к постели: "Я привыкла гастролировать по театрам, а теперь гастролирую по больницам", - шутила Фонтейн. Марго умерла 21 февраля 1991 года, спустя двадцать девять лет с того дня, как она и Рудольф впервые танцевали в "Жизели". После этого он был ее партнером почти 700 раз. Говорят, узнав о ее смерти, он с горечью воскликнул: "Я должен был на ней жениться". Но, кажется, это была всего лишь фраза человека, который знал, что сам умирает от СПИДа. Рудольф пережил Марго на два года. Он умер 6 января 1993 года, накануне православного Рождества, ему было пятьдесят четыре года. Сочельник спустился на землю уже без него. Обновлено 31/08/10 23:05 : Небольшое видео про Эрика и Рудика:)

Rudolf Nureyev

Рудольф Хаметович Нуреев

Выдающийся танцор балета XX века, балетмейстер.
Признано, что Рудольф Нуриев полностью изменил мужской танец в классическом балете.

Настоящая фамилия - Нуреев, Рудольф Хәмит улы Нуриев (татар.)

Рудольф Нуриев родился в поезде, направлявшемся во Владивосток, перед станцией Иркутск. Мать танцора - татарка, отец - башкир. Детство Нуриева прошли в Уфе. С 7 лет танцевал в детском фольклорном ансамбле, с одиннадцати брал уроки у Удальцовой, бывшей солистки Дягилевского балета. В 16 лет его зачислили в труппу Уфимского оперного театра, а через год, в 1955 году, Рудольф уже учился в ленинградском хореографическом училище имени А. Вагановой.
После окончания училища, с 1958 года - солист балета Ленинградского театра имени С.М. Кирова (ныне - Мариинский театр, Санкт-Петербург).

16 июня 1961 года, находясь на гастролях в Париже вместе с труппой Кировского театра, Нуриев решил остаться на Западе. В Париже Нуриев был занят только в последнем акте одного из балетов. Публика шла смотреть именно на него, каждое выступление сопровождалось овацией.

Вскоре Нуриев начал работать в Королевском балете в Лондоне и быстро стал мировой знаменитостью. Получил австрийское гражданство в 1982 году. Выступал по всему миру (в Европе, США, Японии, Австралии). Работал очень интенсивно, например, в 1975 году число выступлений достигло трёхсот.
В 1983-1989 годы - директор балетной труппы Гранд-опера в Париже, Франция.

Кинодебют - в советском фильме-балете "Корсар" (1958). Снимался в европейских фильмах-балетах. Исполнял и драматические роли, наиболее известная - звезда немого кино Рудольф Валентино в фильме английского режиссёра Кена Рассела "Валентино" (1977). Снимался на ТВ.

Незадолго до смерти несколько раз посетил Уфу, Санкт-Петербург. Скончался 6 января 1993 года в Париже. Похоронен на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

Истории успешных людей

Ерохина 31.07.2016

Друзья, для тех, кто еще не знаком с историей жизни Рудольфа Нуриева, эта информация будет весьма интересна. Биография Рудольфа Нуриева вызывает много споров и разных мнений, но никого не оставляет равнодушным.

Фото Рудольфа Нуриева

Досье: Рудольф Хаметович Нуриев (Нуреев). Дата рождения: 17 марта 1938. Дата смерти: 6 января 1993 (54 года). Род деятельности: советский, английский и французский артист балета и балетмейстер.

В 1983-1989 годах Рудольф Нуриев являлся художественным руководителем балета Парижской Гранд Опера. В 1991 году в Вене дебютировал как дирижер.

Гражданство: СССР, Австрия. Награды: (Франция) Командор ордена Искусств и литературы, Кавалер Ордена Почетного легиона. Рост 1,73 м

Биография Рудольфа Нуриева - путь к успеху

Детство и юность

Необычный и непохожий на других, Рудольф Нуриев появился на свет также необычно — он родился в поезде, где-то под Иркутском. Из четверых детей он был единственным сыном.

Семья его была татарского происхождения, из советской Башкирской Республики. Его отец был военнослужащим. Вскоре после рождения Рудольфа он получил назначение в Москву.

Семья Нуриевых
В 1941 году началась война. Рудик с матерью и сестрами из Москвы перебрались в Уфу. Они жили в деревянном доме вместе с другими семьями.

Жизненные условия были отвратительными, туалет на улице. Все жили в крайней бедности, но семья Нуриевых была беднее всех.

История шрама: в раннем детстве Рудика укусила оголодавшая собака. Это случилось в тот момент, когда он поднес ко рту кусочек хлеба.

Когда Рудольф поступил в школу, над ним все издевались потому, что он носил пальто сестры и у него не было обуви.

Забегая вперед, здесь следует отметить, что Рудольф Нуриев впоследствии будет одним из самых богатых людей в мире: огромная квартира в Париже, огромная квартира в Нью-Йорке, личный остров, уникальные коллекции фарфора, скульптур и картин.

Накануне Нового 1945 года, матери Рудольфа удалось по одному билету провести всех детей на балет «Журавлиная песнь», который проходил в театре Уфы. Это событие изменило судьбу Рудика.

С этого момента Нуриев решил стать танцовщиком. Он стал посещать школьный кружок народных танцев. Затем он занимался в Доме культуры у петербургской балерины Анны Удальцовой, находившейся в ссылке. Убедившись в способностях мальчика, ему подали мысль продолжить занятия в престижной Ленинградской балетной школе.

В пятнадцать лет Нуриев дебютировал в кордебалете на сцене Башкирского государственного театра оперы и балета, в 1954 году был принят в труппу театра.

Дальнейшая учеба в Ленинграде казалась невозможной, тем более, что отец запретил сыну ходить на занятия танцев под предлогом, что это препятствует школьным занятиям. Но Рудольф был упрям!

В 1955 году, несмотря на большое отставание по возрасту, он был принят в Ленинградское хореографическое училище. Учился в классе Александра Пушкина — артиста балета и выдающегося педагога.

С другими учениками у Рудольфа отношения не сложились. Его дразнили, обзывали деревенщиной. Рудольф не смог ужиться в интернате и ему пришлось поселиться у своего педагога.

Нуриев и Дудинская

После окончания училища в 1958 году, благодаря приме — балерине Наталии Дудинской, он остался в Ленинграде и был принят в театр оперы и балета имени С. М. Кирова (с 1992 года - Мариинский театр).

Биографияь Рудолфа Нуриева

«Лауренсия». Рудольф Нуриев и Наталия Дудинская
Дебютировал на сцене как партнёр Дудинской в балете «Лауренсия», исполнив партию Фрондосо. Это был ошеломляющий успех! Ей было 49 лет, а Нуриеву - 19!

«Невозвращенец»

16 июня 1961 года, находясь на гастролях в Париже, по решению КГБ «за нарушение режима нахождения за границей», Нуриев был снят с дальнейших гастролей труппы Кировского театра в Лондоне. Но он отказался вернуться в СССР и попросил политического убежища.

Рудольф Нуриев стал «невозвращенцем» — первым среди артистов. В связи с этим был осуждён в СССР за измену родине и приговорён заочно к 7 годам заключения.

В Париже Нуриев сразу же был принят в гастрольную труппу Балета Маркиса де Куэваса. Но Франция отказалась дать ему статус политического беженца и Нуриев отправился в Данию, где танцевал в Королевском балете Копенгагена, затем переехал в Лондон.

Эрик Брун и Рудольф Нуриев

В 1962 году Нуриев познакомился со знаменитым датским танцовщиком Эриком Бруном, оказавшим большое влияние на становление хореографии и стиля танцовщика. Брун — огромного роста датчанин неземной красоты, всемирно известный танцор, считавшийся одним из самых выдающихся танцовщиков XX века.

Эрик Брун

Трудно сказать, кто был первым мужчиной — любовником Нуриева, но то, что его первой и величайшей любовью всей жизни стал Эрик Брун- несомненно. Причем Нуриев сначала влюбился в его танец, а потом в него самого.

Эрик был идеалом для Нуриева. Он был на 10 лет старше его, высок и красив, как бог. Он от рождения обладал теми качествами, которых Нуриев начисто был лишен: спокойствия, сдержанности, такта. А главное — он умел то, чего не умел Нуриев. Рудольф был полной противоположностью Эрика. Не секрет, что у Нуриева был несносный характер, он мог быть достаточно груб и резок.

Рудольф и Эрик

Рудольф и Эрик

Их бурный любовный роман, длившийся четверть века, окончательно рухнул, когда Рудольф узнал, что в Торонто (где Эрик тогда руководил Национальным балетом Канады) у Эрика завязался роман с одной из его учениц, которая в итоге родила от него дочь.

Rudolf Nureyev and Erik Bruhn My Creativity video

Дата загрузки: 15 июн. 2008 г.
My Creativity video
Music and vocal: Diana Arbenina "Nochnye snajpery"

Но хотя с любовными отношениями между ними все было покончено, духовная связь длилась до конца жизни, пережив все измены, конфликты, разлуки.

«Мой датский друг Эрик Брун помог мне больше, чем я могу выразить, — сказал Нуриев в одном интервью. — Он мне нужен больше всех».

В 1986 году Брун умер от рака легких. Он очень много курил! Рудольф тяжело переживал смерть Эрика и никогда и не смог оправиться от этого удара.

В 1962 году Нуриев подписал контракт с Лондонским королевским балетом, что было фактом беспрецедентным: туда не брали людей без британского подданства. Но для Нуриева было сделано исключение, и он стал партнером блистательной английской балерины Марго Фонтейн.

Марго Фонтейн и Рудольф Нуриев

В Англии Фонтейн была единственной и самой яркой «звездой» (супруга панамского юриста и дипломата Тито де Ариаса). Когда она познакомилась с Нуриевым, ей было 42 года (ему — 24) и она собиралась оставить сцену. Именно Нуриев вдохнул в ее танец, невероятную чувственность. Они считались самым гармоничным балетным дуэтом своего времени.

Конечно, это был платонический и, в первую очередь, творческий союз, но когда сегодня смотришь записи их танцев, невольно приходишь к мысли, что их связывало очень глубокое чувство.

~ Margot Fonteyn & Rudolf Nureyev - Romantic photo ~

На протяжении почти 10 лет, вплоть до ухода Фонтейн со сцены, Рудольф продолжал оставаться ее постоянным партнером.

Через пять лет после смерти Эрика Рудольф простился и с дамой своего сердца Марго Фонтейн. Она умерла 21 февраля 1991 года, спустя двадцать девять лет с того дня, как она и Рудольф впервые танцевали в «Жизели». Он был ее партнером в спектаклях почти 700 раз! Согласно её желанию, Марго была похоронена в одной могиле с мужем, которого пережила на два года.

Рудольф Нуриев и его мужчины

Рудольф Нуриев был гомосексуалом, однако в юности имел и гетеросексуальные отношения. Он желал секса 24 часа в сутки! Он был бомбой темперамента, энергии и страсти!

Рудольф Нуриев встречался со многими партнерами, среди которых называют (помните, что «свечку» никто здесь не держал) Фредди Меркьюри, Мига Джаггера, Элтона Джона и Жана Марэ, но любил Нуриев одного - Эрика Бруна. Для Нуриева он был больше, чем любимый человек. После смерти Бруна у Нуриева больше не было сильных чувств к кому-либо.

Многие осудят Нуриева. Но это его личная жизнь. Как говорил Томас Нойрвит (Кончита) : «Важен только исключительно человек, у каждого должно быть право жить так, как он считает нужным, если это никому не причиняет вреда».

Свидание с матерью

В 1987 году он смог получить разрешение на въезд в СССР, чтобы проститься с умирающей матерью — виза была дана на 48 часов, причём артисту не дали возможность контакта со всеми, кого он знал в молодости.

Причина смерти Рудольфа Нуриева

В 1983 году в крови танцовщика был обнаружен ВИЧ. Диагностика показала наличие вируса в крови уже несколько лет. Тогда о болезни было известно крайне мало: танцор начал лечение не сразу и принимал экспериментальные лекарства.

Болезнь прогрессировала. Друзья, это чудовищно, когда человек знает, что обречен и скоро покинет поверхность земли, и что ничем невозможно исправить эту ситуацию, даже большими деньгами. Нуриев скончался от осложнений СПИДа 6 января 1993 года недалеко от Парижа.

Могила Рудольфа Нуриева

Согласно его желанию, похоронен на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. Его могила накрыта цветным мозаичным восточным ковром.

Могила Рудольфа Нуриева

Цитаты Рудольфа Нуриева

• «Я хочу иметь возможность работать повсюду — в Нью-Йорке, Париже, Лондоне, Токио и, разумеется, в самом, на мой вкус, прекрасном из театров — сине-серебряном Кировском в Ленинграде. Мне двадцать четыре года. Я не желаю, чтобы кто-то решал за меня мое будущее, определял, в каком направлении мне «следует» развиваться. Я попробую дойти до этого самостоятельно. Вот что я понимаю под словом «свобода».
• «Я танцую для собственного удовольствия. Если вы пытаетесь доставить удовольствие всем — это не оригинально».
• «На каждом па должен лежать отпечаток собственной крови».

Секрет успеха

Драматические обстоятельства его приезда на запад продвинули Нуриева на первое место, но продержался он благодаря сильнейшей личности.

Неутомимо выступая, каждый вечер, месяцами, годами, во всем мире, в широчайшем репертуаре, он растрогал больше публики, чем какой-либо другой танцовщик. В 1975 году число выступлений достигло трёхсот! Он полностью изменил пассивную роль танцора в классическом балете.

Однажды в интервью Рудольфа Нуриева спросили, в чем секрет успеха его работы за границей. Он ответил: «Я мало спал и много работал». И это определило всю его жизнь.

Всемирная сеть" - ток-шоу "ЖЗЛ", соведущим которого стал писатель, актер, режиссер и сценарист Павел Санаев, обещает внести новые главы в историю изучения "жизни замечательных людей".
В студии программы встретятся два оппонента — автор официальной биографии и сторонник альтернативного мнения. Самые яркие и спорные эпизоды жизни известных персон получат непредвиденную развязку.
Неожиданным сюжетным ходом проекта станет сеанс связи с героем программы, который, будучи уже давно в нематериальном мире, ответит на пять самых важных вопросов о себе. В качестве модератора мистического действа выступит телеведущий Григорий Кулагин-Бобров.
В экспериментальной рубрике "Espirito.net" принимает участие группа молодых ученых, чьи смелые проекты и не снились их зарубежным конкурентам. То, что на первый взгляд может показаться научной фантастикой, с помощью суперсовременных технологий стало реальностью. При поддержке канала "Время" будет обнародована одна из секретных разработок, позволяющая заглянуть в тайны далекого прошлого и найти ответы на вопросы, занимающие не одно поколение ученых разных областей. Это не спиритический сеанс, не черная магия и не сражение экстрасенсов. Это — уникальная система обработки данных, позволяющая моделировать поступки и мысли любой личности. (анонс канала "Время").

http://damy-gospoda.ru/biografiya-rudolfa-nurieva/

Рудольф Нуреев

Танец длиною в жизнь

Слухи о том, что Кировский балет собирается на гастроли в Париж, ползли по театру. Нуреев не верил, что его возьмут. Париж был мечтой. На дворе стояла весна 1961 года. Театр готовился к гастролям, говорили, что после Парижа поедут в Лондон. Все было неясно. Его любимую партнершу Аллу Шелест отстранили от поездки в самый последний момент. В ленинградской труппе он танцевал с Аллой Сизовой, Ириной Колпаковой, Нинелью Кургапкиной, Аллой Осипенко, но Алла Шелест была его божеством. С ней он танцевал «Жизель» и «Лауренсию». Недосягаемость ее виллисы и гордость Лауренсии вдохновляли его редкий дар. Лауренсию он танцевал и с Наталией Дудинской, первой балериной Кировского балета. Нуреев ценил мастерство большой актрисы и чутко воспринимал ее бесценные уроки, но танцевать любил с Аллой Шелест, в мире балета ее называли великой балериной.

Наталья Дудинская была женой Сергеева, первого танцовщика Кировского балета. По словам Нуреева, Сергеев его не любил. Во всяком случае, так он писал впоследствии в автобиографии, что не мешало ему заметить: «Оба они, Дудинская и Сергеев, были великолепные танцовщики, но им было около пятидесяти, и у них было мало шансов покорить парижскую публику». Это они понимали и, чтобы не рисковать, готовили к гастролям молодых.

Нуреев репетировал сергеевский и свой собственный репертуар: Альберта в «Жизели», Солора в «Баядерке», заглавную партию в «Дон-Кихоте», Голубую птицу в «Спящей красавице», Андрия в «Тарасе Бульбе». Удивительное соединение в его танце легкости и силы, стремительности и отточенного стиля не укладывалось в стереотип первоклассного танцовщика. От него многого ждали. Занимался с ним замечательный педагог Александр Иванович Пушкин. Нуреев был его любимым учеником. Усердие Нуреева покоряло Пушкина, как и его музыкальность. Перед отъездом в Париж Рудольф практически жил в семье своего учителя.

11 мая 1961 года труппа Кировского балета вылетела в Париж, Нуреев больше никогда не видел Александра Ивановича, хотя его уютную квартиру во дворе Хореографического училища помнил всегда. Это был дом, где его любили.

Спустя десять дней он впервые вышел на сцену парижской Grand Opera: шла «Баядерка», Солор – его любимая партия. Его божественную пластичность отметили сразу. «Кировский балет нашел своего космонавта, его имя Рудольф Нуреев», – писали газеты. Вокруг него толпились поклонники. Он подружился с Клэр Мотт и Аттилио Лабисом – «звезды» французского балета мгновенно оценили его редкий дар – и особенно с Кларой Сент, поклонницей балета, одной из завсегдатаев за кулисами Grand Opera. Именно ей суждено было сыграть особую роль в его судьбе. Она была помолвлена с сыном министра культуры Франции Андре Мальро, и связи ее в высших сферах были необъятны. Клару он прежде всего повел смотреть свой любимый балет – «Каменный цветок» в постановке Юрия Григоровича, сам он в нем не был занят. Григоровича в Париж не пустили, а Нуреев очень высоко ценил его балетмейстерский талант.

Вел он себя вольно, гулял по городу, засиживался допоздна в ресторанчиках на Сен-Мишель, в одиночестве отправился слушать Иегуди Менухина (он играл Баха в зале Плейель) и не считался с правилами, в рамках которых существовали советские танцовщики.

Рудольф Нуреев. Ленинград, 1950-е гг.

У Клары Сент случилась беда, Винсент Мальро, уехав на Юг на несколько дней, разбился насмерть в автомобильной катастрофе. Это еще больше сблизило ее с русским танцовщиком. Имея множество знакомых в Париже, Клара Сент была в сущности одиноким человеком: она бежала из Чили и всем своим существом понимала состояние Нуреева, странного, нелюдимого юноши родом из Башкирии, оказавшегося в центре вни ания парижской светской толпы. Все, что произошло в парижском аэропорту Ле Бурже в тот далекий день, 17 июня 1961 года, лучше всего описал сам Нуреев в «Автобиографии»: «Я принял решение потому, что у меня не было другого выбора. И какие бы отрицательные последствия этого шага ни были бы, я не жалею об этом». Газеты наперебой на первых страницах давали громкие заголовки: «Звезда» балета и драма в аэропорту Ле Бурже», «Прыжок в свободу», «Девушка видит, как русские преследуют ее друга». Этой девушкой была Клара Сент, которой он позвонил из полицейского участка. Она просила его не приходить, около ее дома шныряли советские агенты, их легко было узнать по одинаковым дождевым плащам и мягким велюровым шляпам.

Вначале Рудольфа поместили в доме напротив Люксембургского сада, в одной русской семье. Друзья навещали его. Газеты писали, что он «выбрал свободу», и детализировали события в аэропорту. Если бы ему не предложили улететь в Москву, ничего бы не произошло. Его решили наказать за слишком свободное, с точки зрения тех, кто был приставлен к артистам, поведение. Его вещи были упакованы и находились в багаже, отправлявшемся в Лондон. Что из этого вышло, теперь знает весь мир. Надо было начинать новую жизнь.

Борис Львов-Анохин в статье «Блудный сын русского балета» пишет: «Оставшись в Париже, он вступил в совсем новый для себя мир свободы, в мир танца, не ограниченного рамками классицизма и политическими требованиями так называемого «социалистического реализма». На деле «мир свободы» оказался удивительно сложен. Повсюду его сопровождали два детектива. Режим дня был расписан строго по минутам, опасались акций со стороны советских спецслужб: класс, репетиции, ленч в соседнем ресторанчике и дом.

Балетная труппа маркиза де Куэваса, принявшая его к себе, вселяла надежду, что он будет танцевать все, что захочет. Но ситуация, в которой он оказался, только способствовала депрессии, рядом не было Пушкина, не было занятий, к которым он привык, не было привычной дисциплины, создававшей жизнь тела, без которой нельзя было стать идеальным мастером танца. А он к этому стремился. Здесь царили посредственность и дурной вкус, хороших танцовщиков было мало.

Выяснилось, что он очень мало знал о западной жизни и западном балете. Ему казалось, что этот мир великолепен, теперь он столкнулся с реальностью: слабые школы, ремесленное исполнение. Молодой человек становился скептиком. Сразу был заключен шестимесячный контракт с труппой маркиза де Куэваса. 23 июня, через шесть дней после того, как он остался, он уже танцевал Голубую птицу в «Спящей красавице». Месяц назад он танцевал ее с труппой кировского балета на сцене парижской Grand Opera. На следующий день выступил в партии Принца в той же «Спящей красавице». Партнершей Нуреева была Нина Вырубова. То был пролог к будущему. Он становился гражданином западного мира, отрывая себя от того, что было позади. Здесь, в труппе маркиза де Куэваса, все было иначе.

Не было привычной атмосферы, традиций, которые раньше составляли его жизнь. Порой его охватывало отчаяние: не сделал ли он ошибки? Советское посольство переслало ему телеграмму от матери и два письма: одно от отца, другое от Александра Ивановича Пушкина. Пушкин писал ему, что Париж – декадентский город, что если он останется в Европе, то потеряет моральную чистоту и главное – техническую виртуозность танца, что надо немедленно возвращаться домой, где никто не может понять его поступка. Письмо отца было коротко: сын предал Родину, и этому нет оправдания. Материнская телеграмма была еще короче: «Возвращайся домой».

Пройдет двадцать семь лет, и прославленный во всем мире Рудольф Нуреев приедет в Уфу попрощаться с умирающей матерью. Потом, чувствуя приближение собственной смерти, уедет в Ленинград и на сцене Кировского театра станцует «Сильфиду». То будет уже новое время, Ленинград станет Санкт-Петербургом, Кировский театр – Мариинским. Публика в зале безумствовала, а танцевать он уже не мог, и овации относились к прошлому, ко всей его легендарной жизни на Западе, которая началась в тот жаркий июнь 1961 года. В «Автобиографии» Нуреев пишет:

После неприятностей в труппе маркиза де Куэваса я провел несколько дней на юге Франции и вернулся в раскаленный, пустой, прекрасный Париж. В августе мне предстояло танцевать в Довиле, а до этого жизнь была без всяких событий. Единственный человек, которого я встретил за это время, был американский фотограф Ричард Аведон, оставивший о себе неизгладимое впечатление. Он пригласил меня в свою студию и сделал несколько моих портретов. Когда я их увидел, то понял, что нашел настоящего друга, чувствующего мое состояние.

Он танцевал в Довиле, в Биаррице на маленьких сценах в маленьких театрах, вылетел во Франкфурт для выступления по телевидению и затем отправился в Копенгаген, чтобы взять уроки у Веры Волковой. Во Франкфурте он должен был танцевать «Жизель» и «Видение розы» в программе, подготовленной швейцарским балетмейстером Вацлавом Орликовским, партнером Иветт Шовире. На студии были убеждены, что ему знакома хореография фокинского балета, а он его никогда не видел.

Балет, созданный Фокиным во время «Русских сезонов» в театре Монте-Карло в 1911 году, в Советском Союзе увидели только в 1964 во время гастролей национального балета Кубы. Естественно, Нуреев оказался в телевизионной студии в трудном положении. Ему показали несколько фотографий Нижинского и с помощью друзей, объяснивших порядок движений, он станцевал «Видение розы».

Вера Волкова прежде жила в России, в детстве училась в одном классе с Александром Ивановичем Пушкиным у Николая Густавовича Легата (среди его учеников были Фокин, Карсавина, Ваганова, Федор Лопухов), а потом занималась с Вагановой. Волкова была Рудольфу необходима, он мучился, танцуя на маленьких сценах, ему нужны были занятия с теми, кто знает секреты русской школы классического танца, и он отпросился у руководителя труппы маркиза де Куэваса, Раймондо де Лоррейна.

В Копенгаген его тянула мечта встретиться с Эриком Вруном, выдающимся танцовщиком, покорившим русского зрителя во время гастролей Американского балетного театра в 1960 году. Ирина Колпакова однажды в разговоре призналась, что никогда не видела столь совершенного классического танцовщика, как Эрик Брун. Нуреев был увлечен им, его манерой, элегантностью, классичностью его искусства, человеческими качествами. Эрик Брун был старше Рудольфа на десять лет. Фотография Эрика всегда стояла у него на столе. Даже после смерти знаменитого датского танцовщика Нуреев никогда его не забывал, слишком много он значил в его жизни.

Во время гастролей в Ленинграде Американского балетного театра Нуреев находился в Германии, но ему довелось смотреть фильм с участием Бруна. Нуреев говорил, что «Эрик достиг той точки, когда со своим телом можно обращаться как с музыкальным инструментом. Он отличался редкой чистотой танца и никогда не был доволен собой, всегда находясь в поисках новых средств выражения». Для Нуреева он оказался верным другом и помощником, особенно в начале его пути на Западе.

Рудольф Нуреев и Эрик Брюн в танцклассе, 1960-е гг.

Занятия с Верой Волковой разочаровали его, по-видимому, она занималась с Вагановой, когда знаменитый педагог только вырабатывала словарь своей системы. Для Рудольфа это был уже пройденный этап. Он очень ценил искусство Дудинской, Колпаковой, последней вагановской ученицы, с ней он танцевал «Жизель» и следовал урокам партнерш и учителей. От природы Нуреев владел большим шагом, мягкой выразительной пластикой и редкой гибкостью. Пушкин помог ему развить прыжок, укрепить координацию движений. «Пушкин был замечательный педагог, – говорил Нуреев. – Он был способен глубоко проникнуть в характер каждого из своих учеников. Чувствуя их особенности, он создавал для них комбинации движений, рассчитанные на то, чтобы вызвать у них страстное желание работать. Он всегда старался вытащить из нас все, что только было в нас хорошего, никогда не концентрировал внимание только на наших недостатках, не лишал веры в себя, не посягал на наши индивидуальности, не старался их сломать, подчинить или переделать. Он уважал в нас личность, и это давало нам возможность внести в танец собственные краски, которые отражали нашу внутреннюю жизнь. В конце концов, ведь именно личность артиста делает классический балет живым и интересным». Если говорить откровенно, то занятия с Волковой были далеки от того, что он уже использовал в своем танце. Но встреча с ней была полезна. Она была добрым и отзывчивым человеком, и Рудольф очень тепло вспоминал впоследствии о ней. Поначалу он очень нуждался во внимании к себе. Розелла Хайтауэр, болгарка Соня Арова, ставшая знаменитой английской балериной, и Эрик Брун, король мужского танца на Западе, в те годы заботились о нем. Брун подолгу занимался с ним.

Дружба с Верой Волковой привела его к встрече с Марго Фонтейн, ее ученицей. Однажды в квартире Волковой раздался телефонный звонок, Марго Фонтейн просила подойти к телефону Рудольфа и предложила ему приехать в Лондон выступить 2 ноября 1961 года в Королевском театре в гала-концерте. Марго Фонтейн вот уже несколько лет была президентом Королевской академии танца и, начиная с 1958 года, организовывала раз в год гала-концерт. Она мечтала пригласить Уланову, но Галина Сергеевна в декабре 1960 года в последний раз вышла на сцену Большого театра в «Шопениане» и от предложения Фонтейн наотрез отказалась. Теперь Фонтейн решила пригласить Нуреева. Он был польщен. Конечно, ему хотелось танцевать с ней, но она несла обязательства перед своим прежним партнером, английским танцовщиком Майклом Сомсом, и было решено, что Нуреев станцует соло, поставленное специально для него Фредериком Аштоном, и па-де-де из третьего акта «Лебединого озера» с Розеллой Хайтауэр.

Он вылетел в Лондон. Остановился в панамском посольстве – муж Марго Фонтейн был послом Панамы в Англии. «С первой секунды я понял, что встретил друга. Это был самый светлый момент в моей жизни с того дня, как я оказался на Западе», – писал он впоследствии. Лондон произвел на него сильное впечатление. Он приехал под вымышленным именем Романа Джасмина, спасаясь от прессы. В Королевской балетной школе представился как польский танцовщик, но его быстро узнали. В панамском посольстве был дан прием в его честь. Он показался замкнутым, самоуверенным и довольно обаятельным. Выглядел как мальчик, да и было ему 23 года. Выступление в Лондоне стало сенсацией. Это было начало его блистательной карьеры. В зале был «весь Лондон», все знатоки. Фредерик Аштон поставил для него соло на музыку Скрябина. Нуреев поразил энергией и чувственностью. Скрябин имел успех больший, чем па-де-де из «Лебединого озера».

Марго Фонтейн было в это время сорок два года. Когда-то она объявила, что уйдет со сцены в тридцать лет, но с годами это забылось. Теперь она была встревожена проблемой партнера. Майкл Соме ушел со сцены, Дэвиду Блэру, кого она избрала, было 29 лет. С ним она собиралась танцевать «Жизель» в феврале 1962 года. Посоветовавшись с мужем, она решила предложить партию Альберта Нурееву. Рудольф с радостью принял это предложение. Спектакль должен был состояться 21 февраля.

До этого знаменательного события Рудольфу необходимо было выполнить обязательства по контракту, подписанному им с труппой маркиза де Куэваса. Он по-прежнему танцевал в Каннах, ездил на гастроли в Израиль, который напомнил ему, как он писал в «Автобиографии», «южную Украину, было тепло и везде встречались русские, многие приехали совсем недавно». Тогда, в 1961-м, еще трудно было предположить, что эмиграция примет огромный размах. Танцевал он два, иногда три раза в неделю. Репертуар был невелик: «Спящая красавица» и третий акт «Лебединого озера». Его раздражало, что надо было танцевать в театриках-кабаре, расположенных в районе ночных клубов. Израиль сменился Германией. Он танцевал в Гамбурге, выбрав время, чтобы поехать в Мюнхен посмотреть Эрика Вруна, впервые танцевавшего Принца в «Лебедином озере». Сам он на гастролях в Германии встретился на сцене со знаменитой французской балериной Иветт Шовире. Они танцевали «Жизель». Он помнил ее по России, ее «Умирающий лебедь» был незабываем.

Все так складывалось, что ему приходилось танцевать с балеринами намного старше себя. Шовире было сорок три года, Фонтейн – сорок два, впрочем, ему было не привыкать, он танцевал с Дудинской «Лауренсию», когда ему было девятнадцать лет, а ей – сорок девять.

После «Жизели» с Шовире он выехал на гастроли в Италию: Турин, Генуя, Болонья. Стояла зима, в Северной Италии было холодно, неуютно, и ему хотелось поскорее расстаться с труппой маркиза де Куэваса. В Венеции он выступил с ней в последний раз. Город был ослепительно красив, но весь в снегу. Жил он в довольно средненьком отельчике, где не топили, спать приходилось в одежде. Будущее казалось неопределенным. Освободившись от своих обязательств, он стал свободен. Друзья образовали «союз четырех»: Эрик Брун, Соня Арова, Розелла Хайтауэр и Рудольф Нуреев. Концертная группа репетировала в Англии и начала танцевать в Каннах. Затем переехали в Париж, и тут Эрик Брун повредил ногу во время выступления, а ему нужно было вылетать в Нью-Йорк и танцевать с Марией Тачифф па-де-де из балета Бурнонвиля «Цветочный фестиваль в Чинзано» по телевидению. Нуреев его заменил. Он срочно выучил партию и вылетел в США впервые в жизни. Путь от Уфы до Нью-Йорка, в сущности, оказался довольно коротким, не прошло и полугода, как он остался на Западе, а уже сменилось столько стран и людей. Словно на роду ему было написано быть всегда в пути.

В Нью-Йорке его представили Баланчину. В России Нуреев видел его «Аполлона» и «Тему с вариациями», что привозила труппа Алисии Алонсо. В Париже он посмотрел «Симфонию до-мажор» на музыку Визе и «Ночную тень» на музыку Беллини. Спектакли произвели на него сильное впечатление, теперь в Нью-Йорке он увидел «Агон» и ранний «Аполлон Мусагет». Он был во власти искусства Баланчина, его поразило построение: солисты наедине с пустым сценическим пространством. Никакого зрелищно-декоративного ряда. «Строгая дисциплина эмоций» (выражение В.Гаевского). Нуреев сразу почувствовал, что хореограф очень уверен в своих идеях.

Во время своего короткого визита в Нью-Йорк он познакомился и с Джеромом Робинсом, чьи «Клетка» на музыку Стравинского и «Нью-Йорк экспорт опус джаз» своей экспрессией задели его очень сильно. Он полюбил Нью-Йорк, показавшийся ему тихим и уютным. Небоскребы и рядом зеленые кварталы, спокойные улицы в нижней части Манхэттена, сады, площади, доброжелательность. Он был уверен, что вернется сюда. Он никогда не хотел, чтобы его жизнь текла по раз и навсегда установленному руслу, в нем сильно была развита потребность пробовать, исследовать, искать. Ему хотелось ко всему прикоснуться собственными руками, с детских лет он хотел сам определять свой путь.

Тогда, в феврале 1962 года, главным был спектакль «Жизель», который ему предстояло танцевать с Марго Фонтейн. Американский критик Клайв Варне в своей книге «Нуреев» пишет:

Фонтейн никогда не имела абсолютного успеха в «Жизели». Когда ей было 17, она была хрупкой, но ей недоставало художественной зрелости. Теперь, когда она постарела, эта партия не очень ясно вырисовывалась в ее привычном репертуаре. В тот знаменитый вечер 21 февраля она была неожиданной: глубоко чувствующей, восторженной, более содержательной. Было ощущение, что ее карьера может начаться заново с ее новым русским партнером.

Все понимали, что происходит нечто экстраординарное, что зрители присутствуют при зарождении новой балетной пары, которой суждено стать вехой в мире балета. Нуреева сразу пригласили в труппу Королевского балета, чего не удостаивался ни один танцовщик, если он не был гражданином Британской империи. Нинетт де Валуа, мудрейший руководитель Королевского балета, сделала все, чтобы театр стал для русского танцовщика родным домом, к сожалению, в 1963 году она покинула этот пост. Благородство и лирическая сдержанность обычно отличали танец Марго Фонтейн. С Нуреевым она испытала новые чувства. Она говорила: «Когда я танцую с ним, я не вижу на сцене Нуреева, кого знаю и с кем общаюсь каждый день, я вижу сценический персонаж, тот характер, который сегодня танцует Нуреев». Все чувства, которые были характерны для танца Нуреева, – порывы чувственности, гнева, отчаяния, страсти – резко контрастировали с манерой Фонтейн, от этого выигрывал ее танец. Ему она, наоборот, прививала вкус, стремление к гармонии. Их дуэт, известный во всем мире, вдохнул в нее новую энергию, вытянул на поверхность подспудно дремавшие силы, а ему дал возможность стать «первым танцовщиком» на Западе. «Железный занавес» помешал западному зрителю узнать Чабукиани, Ермолаева, Мессерера, Корня в расцвете их таланта, теперь он увлекся Нуреевым. Ни Васильев, в сущности, бывший «первым танцовщиком» Большого театра, ни Барышников, ставший кумиром Америки, не имели, когда танцевали, той славы, какая пришлась на долю Рудольфа Нуреева. Сегодня в любом книжном магазине на Западе можно увидеть громадных размеров альбомы, посвященные Анне Павловой, Вацлаву Нижинскому, Рудольфу Нурееву. А началось все в Лондоне зимой 1962 года.

Дуэт Марго Фонтейн и Рудольфа Нуреева прославил их обоих, после «Лебединого озера» в Венской опере в октябре 1964 года их вызывали на сцену восемьдесят девять раз. Рабочим сцены пришлось платить дополнительную зарплату, поскольку они не могли разбирать декорации и задерживались в театре. Каждый порознь не мог

бы добиться того, чего они добивались вместе. На сцене их дуэт был динамитом, взрывавшим зрительный зал. Анна Павлова – символ балета, Карузо – символ певца-тенора. Фонтейн и Нуреев стали «звездами» сами, добившись успеха своим трудом и талантом, но, в отличие от своих великих предшественников, они были любимцами и «мира кафе», толпы тех, кто достаточно богат, чтобы проводить время в «светской жизни». Пресса сравнивала их имена с именами Фрэнка Синатры и Бриджит Бардо.

Но победы давались Нурееву нелегко. Заключая контракт с Covent Garden, он оговорил себе право танцевать не только с труппой Королевского балета. В марте 1962 года состоялся его дебют на американской сцене. С Марией Толчифф он танцевал в США впервые по телевидению, теперь ему предстояло на сцене Бруклинской академии музыки с Соней Аровой танцевать па-де-де из балета «Дон-Кихот». Большого успеха не было. Критики отнеслись весьма прохладно к его выступлению. Нью-Йорк не давался без борьбы. То, что он перепрыгнул через барьер в парижском аэропорту, еще не есть основание завладеть вниманием нью-йоркской публики, – так писала пресса. Но любопытство к нему было велико, вся его закулисная жизнь вызывала безумный интерес. Он становится постоянным гостем колонки сплетен, кто-то назвал его «первой поп-звездой балетного мира». Его влюбленность в талант Эрика Бруна приобрела скандальный оттенок. Они действительно в те годы были очень близки.

Мальчик из Уфы демонстрировал западному миру непривычный для Запада стиль танца. С удивительной легкостью Нуреев воспринимал балетную новизну, но строгий классический танец был абсолютно в его власти.

Школа русского балета, ее достижения были налицо. Природа наделила Нуреева недюжинным умом, очень быстро он стал разбираться в законах западной жизни. Знал, кому и когда надо давать интервью, а кому не надо его давать. Спустя два года после того, как он «выбрал свободу», он уже наловчился по-разному отвечать на вопросы, которые ему задавали журналы Time и Newsweek. Оба хотели поместить о нем большие статьи-интервью. Он понимал, что, если даст интервью одному журналу, откажется другой, поэтому умудрился в один день, в день спектакля, посетить два приема, на обоих встретиться с прессой, и так называемые «кавер сгори» о нем появились одновременно в двух журналах тиражом в пять миллионов каждый. Сенсация была велика. Имя Нуреева входило в зону массового сознания, оно уже не принадлежало только миру балета. Клайв Барнс, известный американский балетный критик, писал, что вряд ли лучше Нуреева кто-нибудь владеет искусством общаться с прессой.

С ним были также связаны и скандалы, они, как известно, входят составным элементом в то понятие, которое обозначается словом «звезда». В 1965 году западный мир облетела весть, что на приеме в Сполето Нуреев швырнул бокал с вином и залил им белую стену. Одни журналы писали, что это было не вино, а виски, стакан с которым он в раздражении бросил на пол, другие подробно описывали, как была залита стена. На самом деле очевидцы рассказывали, что Нуреев случайно уронил бокал. Однажды на приеме в присутствии королевской семьи в Лондоне он танцевал соло, ему жали туфли, он спокойно сбросил их и продолжал танцевать босиком. Этого бы не мог себе позволить ни один танцовщик. Он мог быть очень груб с дирижерами, партнерами, продюсерами, сам поддерживая и подчеркивая слухи, распространяемые об его ужасном характере. Но работал он как вол, и никто в балете не мог сравниться с ним трудоспособностью и профессиональной дисциплиной. Часами он занимался в классе, в репетиционном зале, без устали работая и после спектакля.

Рудольф Нуреев на вечеринке «Мартини», 1965 г.

Нуреев умер 6 января 1993 года, Франция хоронила его. Траурная церемония длилась один час. Солисты Grand Opera подняли гроб по лестнице и поставили его на верхней площадке. Нуреев лежал в гробу в вечернем костюме и в чалме. Во время гражданской панихиды в здании Grand Opera играли Баха, Чайковского, артисты читали на пяти языках Пушкина, Байрона, Гете, Рембо, Микеланджело – такова была его предсмертная воля. Пьер Берже, французский мультимиллионер и владелец фирмы Ив Сен-Лоран, недолгое время бывший директором парижской Оперы, произнес прощальные слова. Похоронили Рудольфа Нуреева под Парижем, на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа. На Западе было прожито тридцать два года. За эти годы его безоговорочно признал мир, балетный, театральный, массовый. Слава его, единственная в своем роде, затмевающая иные имена, после его смерти превратила его жизнь в легенду.

Когда в 1961-м он остался в аэропорту Ле Бурже, от зрелости он был еще далек. За эти годы он стал режиссером балета, хореографом, руководителем балета Opera Gamier. Его карьера шла по нарастающей. Когда пишут, что он приехал на Запад искать свою судьбу, то только искажают реальность. Случай, произошедший с ним по глупой воле тех, кто стоял за спиной Кировского балета, подтолкнул его к тому, к чему он неосознанно стремился, – к совершенствованию. Уже знаменитым танцовщиком он тратил громадные деньги на уроки мастерства и занимался то с Валентиной Переяславец, то со Стэнли Уильямсом в Нью-Йорке. Он умудрился быть знакомым со всеми знаменитостями, членами королевских домов, слыть бонвиваном, любителем ночных клубов, игроком, сибаритом и одновременно, не пропуская дня, стоять у станка, совершенствуя то, что давало на сцене ощущение несравненной художественной свободы. У него был странный режим в еде: он любил бифштекс и сладкий чай с лимоном и ел скорее как атлет, чем гурман. Слухов о нем было гораздо больше, чем знания его подлинной жизни. У него было мало друзей, но те, кто были, пользовались его доверием, хотя по природе он был человек недоверчивый. Говорили, что он капризен, и мало думали о том, как он безжалостно растрачивает себя. Им увлекались Леопольд Стоковский и Жан Маре, Морис Шевалье и Мария Каллас, на спектакли с его участием нельзя было попасть, а он по-прежнему, отдавая дань «светской жизни», работал, поскольку, кроме танца, его не интересовало ничто.

Рудольф Нуреев и Марго Фонтейн.

Франсуаза Саган в своем небольшом очерке о Нурееве писала, что его дом – это сцена и самолет, что он – грустный, одинокий человек, постепенно растерявший тех немногих друзей, кто был у него.

27 ноября 1963 года в Covent Garden в Лондоне он танцевал «Баядерку», не целиком, а только третий акт – «Тени». Хореография Петипа, в своей собственной редакции. Солор – его лучшая партия. Бешеный темперамент и декоративная импозантность, гордыня и налеты восточной хандры – все соединилось в этой роли. Триумф в Covent Garden проложил следующую ступень в его блистательной карьере. Он выступил в этом спектакле не только как танцовщик, он был его репетитор и постановщик.

Легенда набирала темп. Теперь ему нужно было перед выступлениями в Лондоне и Париже проверять себя на других сценах. Он летал в Вену, в Австралию, танцевал там со своей труппой, а потом выступал на прославленных площадках. Если Баланчин ставил «Раймонду» или «Лебединое озеро», то в программке было написано: «Постановка Баланчина». Когда Нуреев ставил балеты Петипа, то в программке значилось: «Петипа, редакция Нуреева».

При всем уважении Нуреева к Баланчину никогда даже не возникал вопрос о переходе в труппу Баланчина или об участии в его спектаклях как гастролера. Лишь в 1979-м Баланчин поставил балет специально для него – «Мещанин во дворянстве» на музыку Рихарда Штрауса. В Париже и Лондоне Нуреев включил в свой репертуар «Блудный сын», «Агон» и «Аполлон» в постановке Баланчина. На Западе сегодня любят сравнивать Баланчина и Нуреева. Оба окончили одну хореографическую школу, оба танцевали на сцене Мариинского театра, оба оказались на Западе. Разница одна: Баланчин был великий хореограф и довольно слабый танцовщик. Нуреев был великий танцовщик и довольно слабый хореограф. Первую попытку проявить себя как хореограф он сделал в 1966 году в Вене, поставив балет «Танкред» на музыку Ганса Вернера Хенце. Критика писала о «претенциозном символизме», хотя какие-то самостоятельные идеи в нем прощупывались. Спустя десять лет Нуреев поставил собственную версию «Ромео и Джульетты» на музыку Прокофьева, а в 1979 году – «Манфреда». Но, как это часто бывает, стремление стать хореографом не имело успеха, равного его выступлениям танцовщика. Две разные профессии, что трудно признать большим мастерам балета, не знающим, что делать с собой, когда кончается их короткий танцевальный век.

Нуреев был выдающимся классическим танцовщиком, несравненным Зигфридом в «Лебедином озере» и Альбертом в «Жизели», но интригующая новизна модерн-балета притягивала его. Он сам признавал: «Мне было трудно осваивать принципы танца модерн. Классические партии – самые трудные, все время приходится думать о традиции, о том, как их танцевали до тебя. А у танца модерн нет таких твердых канонов, они еще не определились, и в этом смысле исполнителю приходится легче».

Он оказался в Америке как раз тогда, когда модерн-балет начал проникать в репертуар трупп классического балета. Пол Тейлор, например, в 1968 году поставил «Ореол» на музыку Генделя для Королевского датского балета, что было бы решительно невозможно в начале 60-х годов. «Ореол» – первый американский модерн-балет, который Нуреев танцевал с труппой Пола Тейлора в Мексике и Лондоне. Глен Тетли специально для Нуреева поставил «Тристан» и «Лабиринт» на музыку Берио. «Лунный Пьеро» – знаменитый балет Тетли на музыку Шенберга – Нуреев танцевал всегда с огромным успехом. Он выучил «Павану мавра» Хосе Лимона и занимался с Мартой Грэхем. Брал у нее уроки, повторял как ученик каждое движение. Марта Грэхем поставила специально для него «Люцифера» (вместе с ним танцевала Марго Фонтейн) и «Письма Скарлетт», который он танцевал без нее. Марта Грэхем говорила о нем: «Нуреев все так тонко чувствует, так точно воплощает, что, глядя на него, мне кажется, будто я танцую сама. Он блистательный танцовщик, но в нем есть еще что-то помимо этого – только ему присущая индивидуальность. Вот почему никто не может повторить ни одной его роли».

С труппой Марты Грэхем он танцевал балеты «Ночное путешествие», «Клитемнестра», «Экваториал». Был период, когда он пристрастился танцевать модерн-балет. Мюррей Луи поставил для него и на него три балета: «Момент», «Виваче» и «Канарская Венера». Чем больше он взрослел, тем больше хотел танцевать. Его мечта была танцевать шесть-семь раз в неделю, он готов был вести «полнометражные» балеты, а не только танцевать одноактные, что очень принято на Западе. Его менеджер Серж Горлинский организовывал туры с Австралийским балетом, с Национальным балетом Канады, с лондонским «Фестивал балле», и Нуреев танцевал почти каждый вечер с разными партнершами. Со стороны это выглядело как гастроли «звезды» в окружении труппы, поддерживающей танец знаменитости. Все это порождало бесчисленные слухи. Но не танцевать он не мог.

Горлинский иногда организовывал вечера «Нуреев и друзья», программы были разнообразны, Нуреев показывал их в Лондоне, Вашингтоне, Нью-Йорке, Париже. Очень немного танцовщиков на белом свете способны собирать зрительские толпы. Клайв Варне в книге «Нуреев» пишет: «Имя Майи Плисецкой обеспечивает аншлаги в Париже и Нью-Йорке, но в Лондоне ее не рассматривают как «большую звезду». Нуреев в эти годы был на пике своей популярности не только в Нью-Йорке, но и во всех городах мира. Каждое лето, начиная с 1976 года, Нуреев танцевал в огромном зале Coliseum Theatre в Лондоне в течение нескольких недель. Достать билеты было невозможно».

Его жажда танцевать была беспредельна, многие задавались вопросом: зачем? Ни один танцовщик в мире не танцевал так много, как он, смыслом его жизни был танец, домом была сцена. Он зарабатывал астрономические деньги, стал очень богат, квартиры в Париже, Нью-Йорке, Монте-Карло, остров в Средиземном море, коллекции картин, фарфора, скульптур. Все было заработано ногами. Конечно, можно предположить, что, как все люди, родившиеся в бедности и в бедности прожившие юность, он стремился как бы компенсировать то, чего не было. Но не богатство влекло его на сцену, не богатство заставляло его танцевать каждый вечер. Его пластика таила в себе красоту и загадку, темперамент волновал, танец творил зримые чудеса, и мир рукоплескал ему. Нуреев знал, что век танцовщика слишком короткий, и торопил Время. Жить ему было интересно, когда он танцевал. В этом была разгадка его загадки. Он был истинно романтический танцовщик, воспитанный в Ленинграде, в Кировском балете, где после окончания училища сразу стал солистом и занял ведущее положение в театре.

Время, когда он пришел на сцену, дало миру Владимира Васильева, Юрия Соловьева, Эрика Бруна, Питера Мартинса, Эдварда Виллелу Хорхе Донна, Михаила Барышникова, Энтони Дауэлла. Но Нуреев резко отличен от них. И легендой балета, его мифом он стал не случайно во второй половине XX века.

Он родился в вагоне поезда, который шел вдоль Байкала, 17 марта 1938 года. Отец его был татарин. Он выглядел как татарин, восточная кровь питала его темперамент. В детстве его воспитанием никто не занимался, он был невежлив и не разбирался в тонкостях поведения. У него были три сестры. В юности он дружил с сестрой Розой, в конце 1980-х она приехала к нему в Париж, он подарил ей свою виллу в Монте-Карло, потом они поссорились. После его смерти она судилась с фондом его имени за наследство. Обычная, тривиальная история. Его первой учительницей в Уфе, где он жил в детстве, была Анна Ивановна Удальцова. В семнадцать лет он приехал в Ленинград. Директор Хореографического училища его не любил, но он попал в класс Пушкина и быстро стал овладевать мастерством классического танца. В Ленинграде к нему пришла известность. На его спектакли собирались почитатели. Будущее принадлежало ему. Намерений уехать на Запад у него не было. Конечно, он хотел видеть мир, был рад поездке в Египет с Кировским балетом и Париж воспринял как подарок судьбы. Тупая политика, смазанная коммунистической идеологией и бездарностью тех, кто проводил ее в жизнь, спровоцировала случившееся в аэропорту Ле Бурже. Россию он не забывал. Его «Автобиография», написанная или наговоренная им в 1962 году (она была издана в Англии), полна любви к Ленинграду. В конце жизни, уже очень больным, приближающимся к смерти, он приехал на родину. Был в Уфе, в Ленинграде (теперь уже Санкт-Петербурге), танцевал на сцене Мариинского театра, приезжал не один раз. Незадолго до своего конца встал за дирижерский пульт в Казани, был проездом в Москве, но умирать уехал в Париж. В Россию возвращаться не хотел, тридцать с лишним лет жизни на Западе сделали его «человеком мира». Хотя Россия всегда влекла его, и всегда он помнил, в чем природа его успеха: традиции и русская школа.

Рудольф Нуреев и Михаил Барышников.

Еще в годы, когда каждый выезд за рубеж был событием, прима-балерина азербайджанского балета, в те годы его художественный руководитель Гамэр Алмас-заде рассказывала, как, приехав с труппой Бакинского балета в Монте-Карло, она сразу встретила Нуреева, специально приехавшего посмотреть их спектакли и повидаться с ней. Они были знакомы по Ленинграду, он, один из немногих, знал, что Гамэр Алмас-заде татарка по происхождению.

Он встречался с Васильевым, Максимовой, Плисецкой, Григоровичем, в личном архиве хореографа хранится немало редких фотографий Нуреева во время их встреч на Западе в те годы, когда это было категорически запрещено. Человек Нуреев был трудный, нервный, капризный, его партнерам было с ним нелегко, а ему нелегко с ними. Он быстро забывал обиды, они – нет. Хотя те, кто близко знал его, утверждают, что он был очень застенчивый человек. Просто он всегда был во власти творческих импульсов, и в этот момент был недоступен житейскому, а когда к нему приставали, становился раздражителен и груб.

Годы его партнерства с Марго Фонтейн – зенит его карьеры. Его танец был насыщен психологическими деталями. Он танцевал Принцев как людей с романтическим воображением. Так умела танцевать женские партии в балете только Галина Уланова, ею он восхищался всегда, и, где бы она ни останавливалась, приезжая на Запад, в ее номере отеля всегда стояли цветы, присланные им. Даже в те годы, когда было категорически запрещено общаться с ним, он находил возможность дать Улановой знать, что цветы от него.

«Раймонда», «Спящая красавица», «Лебединое озеро», «Баядерка» – праздник классического танца, когда танцевал Нуреев. Он постоянно создавал свои версии, находил новые интерпретации, кировский балет не отпускал его, сохранялся в памяти. Танец был для него превыше всего.

В личной жизни он был часто уставшим, раздраженным и одиноким, хотя вокруг него всегда толклись какие-то молодые люди, старые дамы, бесчисленные поклонники. Английский язык он выучил, говорил относительно свободно, но с сильным русским акцентом. У него были и прочные дружеские связи с людьми, ими он дорожил, но после смерти Марго Фонтейн, и особенно Эрика Бруна, только сцена пробуждала его. Годы настигали. В 1982-м ему исполнилось уже сорок четыре года, поползли слухи, что он стал хуже танцевать. Но магия сохранялась. На Западе не учат балетных танцовщиков актерскому мастерству, Нуреев был знаком со школой Станиславского. Как человек гениально одаренный, он постепенно переходил на роли, в которых было важно актерское мастерство. Он любил учиться. Эрик Брун был знаменитым исполнителем хореографии Бурнонвиля, был великолепен в балете «Народный рассказ», выступал в роли, в которой не было танцев, но поражал точностью жестов, манерой, создававшей образ некоего народного героя, воплощавшего как бы дух сказок Андерсена. Когда Нуреев танцевал «Сильфиду» в Нью-Йорке с Национальным балетом Канады, критики отмечали влияние Эрика Бруна, хотя для хореографии Бурнонвиля Нуреев был слишком темпераментен, это был не его хореограф. Но романтизм партии сохранялся. «Сильфиду» он танцевал в 1973 году. Теперь, спустя девять лет, он старался выходить на сцену в партиях, где мог бы продемонстрировать артистическое мастерство.

Карла Фраччи и Рудольф Нуреев в балете «Щелкунчик», Ла Скала, 1970-71 гг.

Позади была огромная жизнь на балетной сцене. Что он только не танцевал! «Антигону» в постановке Джона Кранко, балет Макмиллана «Развлечения» на музыку Бриттена, «Симфонические вариации» и «Маргарита и Арман» – балеты Фредерика Аштона. Музыка Листа, на которую Аштон поставил «Маргариту и Армана», вдохновляла Марго Фонтейн и Рудольфа Нуреева, партии были сотканы из острых, смятенных чувств и сказочной красоты дуэтов. Костюмы для этого балета, декорацию делал Сесил Битон. Ни один спектакль, из тех, что Нуреев танцевал с Марго Фонтейн, не имел такого успеха, как этот романтический балет. Много сил танцовщик потратил на «Мещанина во дворянстве». Балет ставил на него Баланчин на музыку Рихарда Штрауса, но в ходе репетиций Баланчин заболел, и Нуреев продолжал работать с Джеромом Роббинсом. Потом Баланчин вернулся к работе и сам закончил балет, который всегда интересовал его. В 1932 году он создал первую версию с Тамарой Тумановой и Давидом Лишиным в труппе Рене Блюма в Монте-Карло по либретто Бориса Кохно. В 1944 году Баланчин вновь ставил «Мещанина во дворянстве» в США, и вот теперь, в 1979-м, по старому либретто Кохно ставил его для Нуреева. Премьера состоялась 8 апреля с Патрицией Мак-Брайд.

Нуреев работал с Бежаром, Роланом Пети. Дуэт Бежара «Песни странника» на музыку Малера он танцевал в Брюсселе в 1971 году со знаменитым итальянцем. Нуреев воплощал ищущий дух, один был в белом, другой в черном трико. В этот же период Нуреев танцевал у Бежара «Весну священную». С Роланом Пети они дружили, ссорились, работали. Жена Пети Зизи Жанмер, известная балерина, закончившая уже танцевать, была другом Нуреева. Из воспоминаний Ролана Пети:

Весна 1989 года. Ужин у Нуреева после представления сцены из «Собора Парижской богоматери» в Grand Opera. Воск со свечей на люстре из русской меди капля за каплей падает в тарелки и жемчужинами застывает на устрицах, которые мы едим. Политическая беседа о карьере танцовщика Распутина и о том, есть ли возможность сохранить место директора Opera Gamier. Я советую ему не оставаться между двух стульев, между Оперой и Бродвеем. Атмосфера теплая и дружеская. Нас окружают картины всех размеров, всех эпох, изображающие Нептунов, Икаров, других мифологических героев, обнаженных и возбуждающих. Когда обед подходит к концу, задуваем оставшиеся свечи и переходим в гостиную пить кофе с травяными настойками. Рудольф облачается в восточный пеньюар, разувается, и, пока гости не решаются говорить о чем-нибудь еще, кроме хозяина дома, он, распростершись на софе в томной позе, массирует свои ступни, в то же время набирая телефонные номера всех четырех частей света, чтобы узнать о состоянии своих дел. 1980-е годы в основном были отданы парижской Grand Opera.

Став руководителем Opera Gamier, он поднял уровень труппы, создал первоклассный кордебалет, поставил немало спектаклей, престиж Opera Gamier при Нурееве стал очень велик. Естественно, его называли диктатором, тираном, не прощали ему резких выходок. Сильвия Гиллем покинула труппу и уехала работать в Лондон. Это потом, после смерти Нуреева, она скажет, что работа с ним была лучшим временем ее жизни, и что она высоко ценит его дар руководителя. Вокруг него полыхали скандалы. Но свой последний спектакль он поставил на сцене Opera Gamier. Это была любимая им «Баядерка». Если быть точным, то спектакль практически ставила Нинель Кургапкина, когда-то танцевавшая с ним в Ленинграде в «Дон-Кихоте» и теперь приехавшая по его просьбе из России работать над спектаклем. Иногда он приходил на репетиции, вернее, его приносили на носилках. На премьере его поддерживали два танцовщика. Ходить он уже почти не мог. Сцена утопала в цветах, а он смотрел на бушующий зрительный зал, полуприкрыв глаза.

За год до смерти он попытался поменять профессию. Когда-то Караян посоветовал ему встать за дирижерский пульт. Его природная музыкальность была экстраординарной. Он стал заниматься, ему очень помогал Владимир Вайс, работавший в Большом театре, а потом, по рекомендации Нуреева, – в Австралии. Нуреев быстро усваивал законы новой профессии. Дирижировал в Вене, Афинах, в марте 1992 года прилетел в Казань и был очень доволен концертом. 6 мая 1992 года он встал за пульт в Metropolitan Opera, дирижировал балетом «Ромео и Джульетта». Очень волновался. Здесь он танцевал много раз. В 1980 году с труппой берлинского балета имел громадный успех в «Щелкунчике» и тогда же показал своего князя Мышкина в «Идиоте» по Достоевскому, балет ставил Валерий Панов. Теперь он дирижировал «Ромео и Джульетту», самая значительная версия этого балета была создана им впервые в Лондоне в 1977 году, а потом в Милане, в La Scala в 1981-м. В 1983-м он стал руководителем Opera Gamier, по паспорту он был гражданин Австрии. Теперь и это было позади. Он дирижировал и понимал, что в зале – друзья, почитатели, успех был большой, а на следующий день Анна Киссельгофф, постоянный обозреватель балета самой влиятельной газеты The New York Times, опубликовала рецензию, найдя добрые слова, из которых было ясно, что событием его дирижирование не стало. В конце мая 1992-го он еще раз полетел в Вену и дирижировал концертом, состоявшим из арий Моцарта и Россини.

Страшная болезнь, ее называют чумой XX века, брала свое. Сил уже не было. Накануне своего сорокалетия – он еще танцевал – он признавался: «Я ведь понимаю, что старею, от этого никуда не уйдешь. Я все время об этом думаю, я слышу, как часы отстукивают мое время на сцене, и я часто говорю себе: тебе осталось совсем немного…» Теперь он уже не танцевал. Уже не дирижировал. Он умирал. Все знали, что он болен. Жил он последнее время только поддержкой публики, готовой аплодировать ему, как только он появлялся на сцене, что бы он ни делал. Из воспоминаний Ролана Пети:

И все-таки я советую ему беречь свои силы. «Я сам хотел, чтобы моя жизнь так сложилась», – отвечает он. Заглянув очень глубоко в его глаза, я пытаюсь ему задать провокационный вопрос: «Но ведь ты умрешь на сцене?» – «А мне больше всего этого хотелось бы», – отвечает он, сжимая мне руку. Голос <…> срывается на полуслове, а я сжимаю свои пальцы, чтобы не выказать всей печали, которая охватывает меня.

НУРИЕВ РУДОЛЬФ НУРИЕВ РУДОЛЬФ (артист балета; скончался 20 ноября 1992 года на 54-м году жизни).Нуриев умер от чумы ХХ века – СПИДа. Болезнь была обнаружена у великого танцора в конце 1984 года. Нуриев сам пришел на прием к молодому парижскому врачу Мишелю Канези, с которым он

НУРИЕВ Рудольф НУРИЕВ Рудольф (артист балета; скончался 20 ноября 1992 года на 54-м году жизни). Нуриев умер от чумы ХХ века – СПИДа. Болезнь была обнаружена у великого танцора в конце 1984 года. Нуриев сам пришел на прием к молодому парижскому врачу Мишелю Канези, с которым он